Знамение змиево

– Н-нет… – с сомнением ответила Еленка. По её напряжённому лицу, по горестному выражению глаз было ясно, что сейчас она пытается как можно полнее увидеть в памяти то зрелище, какое предпочла бы забыть. – Посинел он весь… но чтобы след на горле… нет. Надо бабу Ульяну и Степаниху спросить – они обмывали… ой, Степаниха-то померла.

– Ты бабу Ульяну знаешь? – Воята оживился.

– Ещё б не знать. Она баба добрая… Хотела Тёмушке крёстной матерью быть, да тот не дал отчего-то… Он не любил её издавна, а что она ему сделала? Даже не в нашей деревне живёт.

– А в какой?

– Ну… В Видомле вроде… а может, в Шишиморово.

– Ин ладно. Погоди, я поразмыслю.

Похоже, что смерть отца Македона очень тесно связана с Великославлем. Был тот самый день – когда великая пятница Ульяния пришлась на Девятуху. Встала над озером звезда – будто огненный змий. Апостол… Уж не видел ли отец Македон город под водой? Может, пытался сам его вернуть? И тут его смерть настигла. Видать, от рук того, кто очень не хотел, чтобы город возвратился. А кто это такой – уже теперь ведомо…

– У него Апостол был при себе?

– Нет. Дома лежал. Я потом его нашла, как пожитки разбирала… бедным отдать.

– И что?

– Глядеть на него не хотела. Кабы не он… может, батюшка мой был бы жив. А тот ведь спрашивал про него. Я думаю: к чему ему тут быть? Ещё кого-нибудь до гибели доведёт. Муж и так… ну, ты знаешь. Уже двоедушником сделался. Получи он Апостол – совсем сбесится. Я и надумала…

– Что?

– Отнести его…

– Куда? – терпеливо выспрашивал Воята, поскольку был уверен: со следа этой тайны он уже не сойдёт.

– Пойдём. – Еленка со вздохом поднялась. – Отведу. С того лета я сама и не бывала там, все тропки, поди, заросли…

* * *

Пошли сначала по дороге на Божеводы, хорошо всем известной, но боковые тропки всё сужались, и вот Воята обнаружил, что Еленка ведёт его через лес. Когда-то здесь была тропа, но от неё остался только заросший травой просвет между деревьями, обрамлённый, будто стражей, тонкими осинками и невысокими молодыми елями. По сторонам бывшей тропы зеленели пышные кусты папоротника. Потом начался бурелом – сваленные деревья, засыпанные сучьями и старой листвой, тянулись вдоль тропы шагов на сто.

– Это когда он помер… – Еленка показала на бурелом. – Ну, отец их… старик…

Волхв Крушина, сообразил Воята. Видно, Еленка не хотела называть его имя вблизи прежнего обиталища, и он тоже воздержался. Как нередко бывает, дух сильного колдуна, по смерти вырвавшись из тела, бурей прошёл по лесу, ломая и валя деревья. Представив эту мощь, Воята содрогнулся и перекрестился. Вот ведь бесовская силища живёт в крови отца Касьяна! Да только не сильнее силы Божьей…

Несколько раз Еленка сомневалась: останавливалась, озиралась, шептала что-то.

– С тех пор не бывала здесь… – оправдываясь, пояснила она. – Восемь лет. А к избе и до того никто не ходил. Может, он сам и путает…

Два раза им приходилось возвращаться назад, обходить бурелом, искать переправу через неглубокий извилистый Крутицкий ручей. Пробрались через поваленное бревно, держась за ветки и ступая кое-где по камням в русле.

Дальше Еленка старалась держаться вдоль ручья. Жаловалась, что путь сильно зарос и она не узнает местность, но ручей приведёт куда надо. Оба устали и взмокли, давно промочили ноги, у Еленки вся понёва была в прилипшем соре. Мелкий лесной сор противно лип на вспотевшую кожу, сыпал за шиворот. Даже Воята, парень крепкий, запыхался бродить через высокую траву, лазать через бурелом, продираться сквозь кусты. Найдя чистое место, умылись в ручье, Воята полил себе голову водой.

– Уже скоро, – обнадёживала Еленка.

Вновь показалась тропа – заросшая мелкой травой и мхом, она, однако, выделялась меж рядов папоротника и уводила от ручья в чащу. Еленка уверенно свернула на неё, а у Вояты ёкнуло сердце – теперь близко.

Тропа шла через довольно редкий сосняк, и всего шагов через полста Воята увидел впереди, за рыжими стволами, одинокую избушку на краю поляны. Сразу было видно, что избушка давным-давно пуста: из-под стен её росли кусты, поляну пересекали упавшие древесные стволы, уже старые, с обломанными ветками и осыпавшейся корой. Избушка несколько покосилась, крыша в середине просела внутрь. Серые стены, серая крыша, чёрный глаз оконца – она выглядела не как дом, а как труп дома. Воята опять невольно перекрестился: да в неё лезть – что на тот свет идти. Избушка стояла не на земле, а на подпорках высотой в пару локтей, к закрытой двери вела довольно длинная пологая лестница. И самая чернота была в промежутках между опорами… Одна старая сосна простёрла длинные ветви над самой крышей, так что она, как и земля вокруг, была усыпана шишками.

Завидев избушку, Еленка остановилась перевести дух, и Воята был рад остановке. Задержала Еленку не просто усталость. В её голубых глазах, устремлённых на избушку, были и страх, и ненависть, и тоска, и затаённая боль. Помедлив, она тоже перекрестилась.

– П-пойдём…

Страшно было ступать на поляну, по которой явно уже много лет не ходили человеческие ноги. Перешагивая через упавшие стволы, Воята и Еленка прошли к лестнице.