Знаменитые русские о Флоренции

В своих мемуарах Чичерин подробно рассказал, как в тот свой приезд во Флоренцию он любовался ее зданиями, «составляющими переход от средневекового готического стиля к изящной архитектуре времен Возрождения» – «грациозной мраморной Кампанилой, полной статуй Лоджиа деи Ланца, Церковью Ор Сан Микеле, где кругом по наружным стенам стоят изваянные великими флорентийскими художниками изображения святых». Отдал он должное и произведениям «новой скульптуры», которыми изобилует Флоренция, – «полными жизни и силы статуями Донателло, знаменитыми дверьми Гиберти, где с изяществом соединяется удивительная законченность работы, колоссальным Давидом Микель-Анджело и могучими фигурами капеллы Медичи». Чичерина увлекали даже «самые мелкие подробности, украшения церквей, резные изделия, в особенности же рассеянные всюду прелестные майолики школы дела Роббиа». Особо привлекла его «внутренность флорентийского собора, в котором таинственный полумрак готических церквей соединяется с закругляющимся простором, свойственном храмам нового времени»:

Церковь Op Сан Микеле.

«Меня пленяла изящная простота линий, представляющая переход от остроконечной вычурности средневекового стиля к пышности и блеску св. Петра. Это истинный храм периода Возрождения, где выступают уже все основные элементы нового времени, но еще обвитые пеленками, в каком-то смутном предчувствии, как бы предугаданные художественным чутьем. Только купол, расписанный Вазари, всегда приводил меня в негодование и портил гармонию впечатления».

Два места во Флоренции он полюбил тогда на всю жизнь – монастырь св. Марка с фресками Фра Беато Анджелико («Благовещение», «Распятие», «Страшный суд», алтарный образ «Мадонна со святыми»), а также Капеллу Бранкаччи в церкви Санта-Мария дель Кармине с фресками Мазаччо и его ученика Филиппо Липпи:

«С невольным благоговением входил я в тесные и голые кельи монастыря св. Марка, каждая из которых украшена проникнутою глубоким религиозным чувством кистью великого художника, жившего в этой обители, и в тихом восторге останавливался я затем перед полною благочестивого умиления фрескою – Распятие. Кажется, из уст всех этих поклоняющихся висящему на кресте богу святых вылетают молитвы и как фимиам возносятся к небу. Но любимым моим местом в то время был Кармине, где я много раз ходил изучать фрески Мазаччо, этого слишком рано умершего гения, который впервые откинул условные формы и внес жизненную правду в область христианского творчества. Нигде, как во Флоренции, так ясно не раскрывается христианское искусство во всех основных своих мотивах, в его возвышенной чистоте, полной глубокого внутреннего содержания…»