Знаменитые русские о Неаполе

Но куда же мы плывем и что такое делается вообще?… Кормщик быстро греб и направлял нас к каменной стене Капри; оказалось, что в одном месте ее углов, зубцов и выступов есть совершенно невидимое с парохода отверстие, похожее на устье русской деревенской кухонной печи, едва ли выше его и только шире. «Пожалуйста, лягте, лягте совсем на дно лодки и не поднимайте головы». В ту же секунду, сняв весла, он положил их внутрь лодки и сам тоже лег в корме ее лицом кверху; на момент сделалось темнее, совсем темно, послышался шум, лодочник схватился руками за какую-то веревку, и лодка, прежде плывшая, пошла теперь по этой веревке, немилосердно стукаясь одним боком о камень. Возня и темнота продолжалась около 2-3 минут. «Кончено. Встаньте. Встаньте, и садитесь на скамейку, и смотрите», – сказал итальянец. Мы были в Лазоревом гроте. Стена Капри в этом месте выбегает из моря вертикально на огромную высь, но над самою водою и в воде в ней есть как бы дупло орешка или, еще лучше, отверстие осиного гнезда, в которое мы и вплыли. Оно до того мало, что пассажиру лодки нужно лечь на дно и не высовывать головы, иначе он разобьется или, по крайней мере, ушибется больно о гранитные зубцы потолка этой щели. Мало этого, так как вода залива в самую тихую погоду здесь опускается и подымается, но, к счастью, медленными и сильными подъемами, то горлышко грота совершенно наполняется водою, или почти совершенно, то дает просвет немного более толщины лодки величиною. В эту-то минуту, когда вода опустилась, лодочник хватается за протянутый около стены канат и, быстро перебирая руками, перетягивает лодку на ту сторону горла. Там, где оно кончилось, начинается каменная грудь, большой выем, пещера, легкие залы, что угодно – самого фантастического и прекрасного вида, какой можно себе представить… Твердые контуры чего бы то ни было устранены (недостаток света), все мягко, ибо все неясно. От этой неясности все воздушно, облакообразно. Вода, лодка, пещера, потолок не разделяются один от другого, потеряли границу, как птицы, реющие в облаке, как бы несут на крыльях клоки тумана и сами делаются похожи на части облака. Так здесь – лазурь и в ней тени, тень вашего спутника в лодке, тень – вы, тень – другие лодки… Была ночь, ибо дневной свет (наружный) был совершенно отрезан и уничтожен; пещера светилась своим светом, исходящим из ее стен, из ее потолка, но особенно из воды… Таким образом, не только предметы потеряли тяжесть, стали воздушными, но, казалось, они получили способность светить, фосфоресцировать, лить из себя лучи. И какие это были лучи! Грот сверкал и переливался лазурью… «Если бы здесь остаться. Еще лучше – жить!»

В. В. Розанов. Итальянские впечатления. Помпеи

(1901) // Среди художников. М.,1994, с. 91–93.

М. Горький

1906

Голубой грот. Это воистину сказка, но ее часто рассказывают глупцы и пошляки, а потому она не очень увлекает. Но здесь есть Зеленый грот, и это изваянная музыка Грига…

Письмо Л. Н. Андрееву 5 ноября 1906 г.

М. Осоргин

1910-е

С рыбаком Чечилло, презирая бурю, мы поехали в последний раз взглянуть, как заливает море знаменитый Голубой грот… Сквозь узкую, на минуту открывшуюся щель мы проникли внутрь грота. И влились в волшебную лазурь, и вспоминали, как годом раньше, в компании еще пары любопытных, едва не оплатили ценой жизни дерзкое желание видеть грот в большую бурю. Море не приняло нас и вернуло земле. Чечилло геройски спасал нас – и спас. А может быть, всех нас спасла раскрашенная Мадонна на скале над гротом. Мадонна стоит над входом в грот, в углубленной нише высочайшей отвесной скалы. Насколько помню – она раскрашена; отчетливо же помню только желтые полукруги под ее глазами. Когда я вынырнул из воронки воды, затянувшей меня до дна, и поймал скользившее по волнам весло, Мадонна смотрела с испугом и вся склонилась над морем… Но когда, годом позже, я ласково и благодарно посмотрел на раскрашенную и попорченную непросыхающей соленой влагой куклу, она притворилась, что никогда не оживала и что глаза ее всегда были тупы и безучастны. Чечилло, как моряк, – искренний католик; и я не осмелился поделиться с ним мыслью: «Божество делается божеством тогда, когда мы его очеловечиваем»…

М.Осоргин. Caprenze ‹Каприйское› //

Сивцев Вражек. М., 1999, с. 347–350.)

Об авторе