Знаменитые русские о Венеции

Да, ужасно не идут и эти пароходы, и эти туристы, и эти военные крейсеры к этим сказочным пейзажам, к этим дивным контурам S. Giorgio Maggiore, к дворцу дожей и к силуэту высокой Campanill'ы Св. Марка. И все-таки эти пароходики и эти лакеи в черных фраках на каждом шагу, и вы чувствуете, что их число с каждым годом растет, что они заполнили Венецию и скоро не останется здесь ни одной гондолы и ни одного даже такого оборванного gondoliero, как мой старый Джеронимо. Исчезнут и эти дивные желтые, красные и розовые паруса с причудливыми рисунками, и эти разрушающиеся мраморные дворцы, как исчезли голубые и красные вычурные столбы, к которым еще так недавно у каждого дома и по всей лагуне приставали лодки, и как исчезли ажурные разноцветные фонари с этих столбов. Вместо этих столбов с образами и лампадами по всей лагуне уже расставлены форменные смоленые сваи с такими же форменными керосиновыми международными фонарями, какие стоят и в любом нашем уездном городишке; а где нет фарватера, там вместо столбов плавают форменные красные буйки с железным кольцом, точно в Гавре или в Кронштадте… Только одни ветераны-дворцы, обрамляющие каналы, несколько старых церквей да легкие гондолы с их зазубренными железным носами уцелели от старой царицы морей; но пройдут годы, развалятся и эти дворцы, которых некому уже и теперь поддерживать, исчезнут гондолы, взамен которых появятся какие-нибудь водяные велосипеды с бензиновыми и электрическими двигателями, и от старой Венеции останется одно воспоминание. Впрочем, предприимчивые американцы тогда, наверное, возьмут и эти лагуны на откуп, настроят здесь бутафорских дворцов, наделают гондол и устроят нечто подобное той Venedig in Wien, на которую так стремились еще недавно венцы… Но мне хочется бросить перо. От всех этих мыслей становится так скверно на душе, а в окно смотрит такая дивная южная ночь, вдали туманным силуэтом рисуется S. Giorgio Maggiore, вправо от него еще более туманные очертания купола Santa Maria della Salute, а перед ними сонные синие воды лагуны с отраженною в них золотым дождем луною. И какая тишина! Шорох шагов, говор толпы, копошащейся там далеко под моим окном на Riva degli Schiavoni, сливается в какой-то однообразный шелест, точно громадный ручей журчит где-то под моим окном.

Дивная, сказочная страна!.. Нет, читатель, я вовсе не завидую нашим потомкам, которым так придется жить, и рад, что у нас есть и своя родная русская жизнь и что в Венеции есть святой Марк, который веет на меня старой Византией…

С. Глаголь. На юг. Из летней поездки в Константинополь, Афины, Неаполь, Рим и Венецию. М

., 1900, с. 212–215.

В. Розанов

1901

В каких-нибудь две недели Венеция уже привязывает какой-то человеческой живой связью с прошлым. Ведь она замерла только с Наполеоном, т. е. очень недавно, имея до этого времени всю полноту исторического, и грозного, и прекрасного существования, с нарядами, масками карнавала и судом инквизиторов. Поразительно, до чего Наполеон без усилий справился с нею: трепет и красота веков полетели в Canale Grande, как оловянные солдатики, – и потонули. Легкость и почти безмолвие этого события зависит от того, что выступил – с революцией и Наполеоном – неизмеримо могущественнейший цикл всемирной истории, теперешний наш: социальный, что ли, или социально-политический, или национальный. Не нужно искать формул, когда дело всем понятно. Как новая Россия, Россия Петра – среди множества разных забот и дел смела с лица земли мизинцем “Сечь”, так Венецию смел Наполеон, и около экспедиции в Египет, покорения Италии, почти разрушения Пруссии, унижения Австрии и похода в Россию никто даже не озаботился спросить: “А куда же девалась Венеция?” “Ponte dei sospiri” из “тропинки вздохов” стал только нарядной куколкой, которую рассматривает скучающий турист. Неужели подобное и с нами будет? Неужели разовьются и вырастут в истории силы, среди которых если бы пришлось запутаться и погибнуть державе Петра, то это выразилось бы так же бесшумно, незаметно и неинтересно, как гибель Венеции? Но что же это за силы будут? А если не будут, то неужели держава Петра есть грань и конец истории, предел земного величия и значительности?

В. В. Розанов. Итальянские впечатления 1901.

СПб., 1909, с. 231–232.

В. Брюсов

1902