Билетёр хмуро посмотрел на нас. Такой вид обычно бывает у взрослых, когда они пытаются понять, дурачат их или нет.
— И что этот мэр и сенатор… заставляет вас путешествовать на палубе? Знаете, как матросы называют тех, кто едет под открытым небом? «Живой груз». Потому что таким пассажирам приходится искать место среди ящиков с товаром и тюками хлопка.
— Правда, нашей кузине было бы лучше путешествовать в каюте, — сказал Те Труа. — Но, наверное, наш дядя не знал…
— Не знал?
Билетёр вздохнул, потом покачал головой и принялся что-то царапать ручкой на рулоне с билетами. Он быстро спрятал наши деньги, как будто они жгли ему пальцы, отдал нам отрывные билеты и махнул рукой, чтобы мы поторопились на борт. Судя по выражению его лица, он предпочёл бы никогда в жизни нас больше не видеть, и мы были готовы доставить ему это удовольствие.
Пароход отчалил на закате, и это было удивительное зрелище. Латунный колокол зазвонил во всю мощь, как в соборе, а матросы в тёмной форме убрали трап и отдали швартовы. Корабль под нами весь задрожал, как гигантское спящее животное, которое вот-вот проснётся. Две трубы выплёвывали облака чёрного дыма. Колесо завертелось — сначала очень медленно, и пароход отплыл от берега. Затем оно стало двигаться всё быстрее и быстрее, брызгая водой во все стороны.
Ни одно плавающее животное не производило столько шума и не поднимало столько воды. Этот корабль был создан исключительно магией белого человека. Я почувствовал облегчение, смотря, как Новый Орлеан исчезает вдали, а цапли, традиционные жители байу, вновь закружились над рекой, мелькая средь береговых кустов.
— У-у-у, — сказал Те Труа, стоя рядом со мной. — Смотри, как быстро идёт корабль, Эд! Как ты думаешь, мы сможем заглянуть в лоцманскую рубку?
— Мне бы очень хотелось! — тут же поддержала его Жюли. — Спорим, что, если я попрошу, лоцман позволит мне подержать штурвал.
— Нет, вы посмотрите на неё! — хмыкнул кто-то позади нас.
Мы одновременно обернулись и увидели трёх босых мальчишек приблизительно нашего возраста, которые с усмешкой смотрели на нас. Одеты они были в холщовые штаны и тёмно-синие жилеты. В остальном трудно было найти более непохожих друг на друга людей. Один был крупным и толстым, как бык, другой худой с глазами навыкате, а третий — чернее Тита и совсем без зубов. Когда он улыбался, обнажались две розовые, как конфеты, десны.
— А что тут такого? — осведомилась Жюли, грозно упирая в бока кулаки.
— Женщинам нельзя подходить к штурвалу. А ты женщина. Точнее, девочка, — сказал мальчик без зубов.
— А ты откуда знаешь, что нельзя?
Тот вздёрнул нос и с важным видом сказал:
— Я знаю, потому что нам можно. Мы матросы.
— Брехня, — сказал Те Труа.
— А вот и нет. Я Рене, а это Том и Майк, — сказал мальчик, указав на себя, потом на своих друзей. — Мы юнги на «Луизианской истории».
— Юнги — не совсем матросы, — заметила Жюли. — Не правда ли, Эдди?
— Эм-м, даже не знаю…
— А вы сами кто?
— Те Труа, Эдди, Жюли и Тит.
— Тетруа? Тито? В жизни не слыхал таких странных имён. Вы выглядите как богатенькие, но они не спят среди груза. Что вам нужно в Сент-Луисе?
— У нас вообще-то важная миссия, — брякнул Те Труа слегка оскорблённо, и я ткнул его локтем. Мне совсем не хотелось рассказывать этим троим про часы и всё остальное.
— Мой друг хочет сказать, что у нас… важное путешествие. Нам надо добраться до Сент-Луиса, — промямлил я. — Видите ли, мы дети губернатора…
— Вот это точно враки, — сказал Рене.
— Ничего подобного — заспорил я.
— Что-то не верится, — ответил он. — К тому же, если вы и в самом деле такие важные господа, вам же хуже.
— Почему это? — Те Труа выступил вперёд.
— Потому что мы хотели показать вам двигатель корабля, но, наверное, вы не захотите пачкать свои красивые наряды.
На одежду нам было наплевать. А ради моторов Те Труа вообще готов был ходить хоть голым. Юнги проводили нас к багажному отделению, где мы оставили чемодан, а потом пошли показывать нам корабль. Мы шагали вдоль латунного парапета и слушали, как новые знакомые объясняли нам устройство корабля.
— У корабля три палубы. Главная — та, что внизу. Там груз и пассажиры вроде вас. Потом — котельная палуба, мы сейчас на ней. Тут каюты, а прямо под ними котельная, поэтому она так и называется. Последняя называется штормовая, она на самом верху.
— Почему «штормовая»? — спросил Те Труа.
— А чёрт её разбери, — пожал плечами Рене, — может, потому, что, раз она на самом верху, там можно спрятаться, если начнётся адский шторм, из тех, что все внутренности выворачивает. Больше шансов не угодить в воду, смекаете? Ещё там центральная аллея, обеденный зал и бар, где взрослые по вечерам играют в карты. Вот тут обычно прячутся служащие, если им хочется промочить горло во время смены. В этой каюте живут другие дети…
— Какие дети? — спросил Те Труа.
— Близнецы, кажется. Они одинаковые, как ягодицы бабуина. Только один — мальчик, а вторая — девочка. Они путешествуют с дядей. Вот тут живёт ещё одна девочка, ей лет десять. За ней присматривает самая морщинистая вдова в мире. От неё пахнет рыбьим дерьмом.