Она как будто говорила на языке, которого я никогда не слышала. Я не могла пошевелиться. Тогда она наклонилась, сняла связку ключей с пояса и открыла замок на кандалах. Цепь упала на пол с глухим звоном.
— Чего ждёшь? Я с тобой весь вечер терять не собираюсь.
Она хотела, чтобы я перед ней разделась. Я запаниковала, как зверёк, попавший в западню. Затем глубоко вдохнула, повторяя про себя, что надо быть сильной. В конце концов, мне нужно только помыться. Я неуверенно шагнула за полотенцем и куском мыла и стянула платье, повернувшись к женщине спиной, чтобы она не увидела мешочек с часами, который висел у меня на груди. Я сняла его украдкой, засунув между чистыми полотенцами.
Потом повернула кран, и вода ливнем хлынула на меня сверху. Холодные тяжёлые капли намочили волосы, и на мгновение я забыла обо всём, растворившись в шуме этого искусственного дождя, стекавшего по груди и спине. Я услышала, как надзирательница кашлянула, и поспешила намылиться, потом сполоснулась и завернулась в полотенце.
— Теперь одевайся. — Женщина указала на сложенные стопкой вещи на полке у полотенец: кремовую блузку, чёрную юбку, чулки и почти новые кожаные туфли.
Всё это было мне слегка великовато, но явно лучше, чем тюремная роба.
— Пошли, — скомандовала надзирательница.
И тогда я всё поняла. Должно быть, за мной пришёл Бёрн! Я вышла из душевой, почти подпрыгивая от радости: на ноге больше не было цепи. Я проследовала за женщиной на первый этаж до деревянной двери с табличкой «Дирекция».
— Жюли, — доложила моя охранница, заглядывая внутрь.
— Пусть войдёт, — ответили из глубины.
Меня ждали двое. Первая, видимо директриса интерната с острым вороньим лицом, сидела за столом. Позади неё стоял пожилой джентльмен в элегантном костюме, державший обеими руками котелок.
— Дорогая Жюли, — сказала женщина, — прости, что пришлось позвать тебя в такой час. Ты занималась в библиотеке?
— Вообще-то я заканчивала…
— …Вязать? — перебила меня женщина. — Конечно, конечно.
С фальшивой улыбкой она повернулась к мужчине:
— Мы здесь настаиваем на том, чтобы свободное время девочек использовалось с умом, и поощряем учениц вязать и вышивать. Не правда ли, дорогая Жюли?
Я не знала, что ответить. Слова этой женщины были лишены всякого смысла.
— Вышивание, — проговорил джентльмен в котелке. — Это, вероятно, из-за него у девочки исколоты все пальцы?
— Должно быть, укололась слегка, — подтвердила директриса.
— А эта странная красная полоса на правой щиколотке? Похоже на след от кандалов.
— Кандалов? Да что вы такое говорите! Мы не применяем подобных методов воспитания. Девочка, вероятно, упала, прыгая через скакалку. Верно я говорю, Жюли? — Она вперилась в меня взглядом, и я поняла, что директриса пытается скрыть правду.
Я стиснула зубы и пробормотала:
— Да, это скакалка. Впилась мне в ногу и немного раскровила её.
Директриса стала лиловой, но мужчина ничего не сказал, надел котелок и взял в руки трость.
— Девочка пойдёт со мной, — известил он директрису. — Что до вас, то мы скоро увидимся. У меня сложилось впечатление, что этой школе нужна тщательная проверка, и я позабочусь, чтобы её произвели как можно скорее.
— Проверка? Но…
— И когда проверяющие придут, я желал бы услышать от них, что девочки заняты тем, что соответствует их возрасту. В противном случае последствия будут серьёзными.
Он внезапно повернулся и, улыбнувшись, первый раз посмотрел мне в глаза.
— Мисс Жюли, — сказал он, — пожалуйста, пройдёмте со мной.
Я согласно кивнула. Ещё никто никогда в моей жизни не называл меня «мисс Жюли».
25. Пятьдесят процентов
Я не знала, кем был мужчина в котелке, который мерно, точно заводная игрушка, шагал впереди. Я было спросила, пока пыталась поспеть за ним через парк интерната, но он только посмотрел на меня и ничего не ответил.
За воротами школы нас ждал один из тех современных автомобилей, приводивших в восторг Эдди и Те Труа. Белый, с открытой крышей, колёса и сиденья из красной кожи и хромированные фары. За рулём сидел шофёр в фуражке и больших очках. Увидев нас, шофёр вышел из машины и открыл пассажирскую дверь, потом подал мне руку и помог сесть.
Мотор заревел, и машина полетела как стрела. Несмотря на ветер, шум которого заглушал все звуки, котелок джентльмена сидел как приклеенный. Я рассматривала его строгое лицо, ничего не понимая. Полицейским он не был, это точно. Похоже, он был кем-то важным.
Автомобиль остановился напротив огромного здания с горящими окнами. Оно было настолько роскошным, что казалось сошедшим со страниц одной из статей Кокрейна. Над входом выделялась гигантская надпись: «Тремонт-Хаус», то есть «дом Тремонта».
— О, — пробормотала я, поворачиваясь к мужчине в котелке, — так вы господин Тремонт?
Шофёр рассмеялся, и я смутилась, поняв, что сморозила глупость. Но джентльмен посмотрел на меня очень серьёзно и ответил:
— Нет, мисс Жюли, «Тремонт-Хаус» — это название гостиницы. Эту ночь вы проведёте здесь.