Знамя, 2008 № 08

Чеченцы вернули ей сына под Гудермесом… Через лояльных, вот в чем подробность. Лояльные чеченцы, при торге поспешив, проплатили вперед, и теперь сами ждали деньги. Однако выкупленного солдата в реальности еще не существовало. Он исчез… Фантом… Бывшим ямником занимались фээсы. Пока он свеженький, пока не зашоренный спросом со всех сторон, люди ФСБ должны были его высветлить.

Их право - право первой ночи. Что он помнит?.. Реку? Горы?.. Кого видел из известных, объявленных в розыск чичей?.. Кого из наших пленных?.. Нелегкий, я думаю, спрос. Ямник-раб страшно шепелявил. У него после ямы, как рассказал Руслан, не было ни одного зуба. И отек в горле… Но вот мать уже могла к нему ехать. Так ей сказали.

Почему мать к сыну не любят пускать сразу?.. Мать расслабляет пацана. Мать особенно расслабляет. И подавляет память… Но, надо полагать, всю нехитрую информацию фээсы из него уже выдоили. Теперь солдат мог думать о постороннем, о чем хочешь. О звездах на ночном небе.

Я вернулся к штабу. Поискал… Обошел охраняемую площадку, где все машины, но гусарцевского джипа не видно.

Значит, у Коли еще какая-то забота в Грозном… Надолго ли он там?

Сделав дела, я тоже мог думать о чем угодно - о ночном небе… Но я уже подумывал о моих, по-домашнему пахучих складах. О моей там офисной квартирке… О лунной полянке… О звонке жене… И о том, как я тихо и одиноко (и в общем счастливо!) скоротаю вечер - в обнимку с памятью. О двух-трех чашках горячего чая… Спиртного разве что чуть.

- Ну вот! - все же ругнулся я. Коля как Коля. Надо, конечно же, было ехать сюда своей машиной.

Подошла солдатская матерь (Владимирская) и с ходу, не поздоровавшись, стала проситься, чтобы я отправил ее к сыну. Сын уже ждет… Под Гудермесом. Она слышала - туда будет большая колонна… Через день-два, да?.. Любой колонной… Хоть на парашюте, - так она сказала.

Она сияла. И впрямь, как икона.

Вытащила откуда-то из грудей пакет. Деньги. Восемь тысяч долларов.

- Как вы носите деньги, Ксеня! Вы с ума сошли!.. Ксения Петровна!

- А ничего, ничего, - улыбалась она.

- Должны были оставить деньги в вашем комитете! Я бы после взял.

- А ничего. Мне люди помогают… Мне все помогают.

Она так сияла, так была счастлива найденным сыном, что из денег выделила мне лишнюю тысячу. Это, мол, вам, майору Жилину, лично… Я не взял. Я за труды уже получил эту сумму от комитета. Такая такса - одна тысяча.

- Не надо восемь. Семь - вы же знаете. Семь - это чеченцам как раз.

Она навязывала. Как благодарность… Но я взял только необходимые семь. Я с матерей не беру. Семь! Что за хитрая у чеченцев цифирь!.. Переговорщику… Посреднику… Полевому командиру - какая-то немыслимая горская дележка.

- Возьмите… - я на этот раз решительно вернул ей ее тыщу. - Вам, Ксения Петровна, самой пригодится… Может, сыну, с его зубами, уже здесь придется помогать?

- А что с зубами? Что? - она всполошилась.

- Да нет. Это я так… Какой-то разговор был.

Она на миг успокоилась. Сияла.

- Может, мне закурить. Я никогда не курила! - она была на немыслимом взводе.

В такие минуты душе хочется какого-нибудь дурмана. Хоть копеешного.

- Не надо бы вам привыкать.

- Закурю…

- Ксения Петровна!

Мы больше часа ждали Гусарцева. Когда появился Коля, она опять курила, опять кашляла.

Можно возвращаться… Коля скороговоркой мне дал понять, что не зря мотался по городу Грозному. По раздолбанным его пятиэтажкам… Подробности после. (Не при матери.)

Обратный путь в Ханкалу оказался непрост. Слишком припозднились!.. По счастью, Коля Гусарцев, ведя машину, сам и вовремя заметил при дороге звездочку огонька… Уже на полпути домой. Уже глубокой ночью.

Угадать сигарету нетрудно. Курящего и я угадал издали, едва в кустах он на секунду повернулся лицом.

Гусарцев резко осадил машину:

- Эй. Кто там?

Из тьмы голос. (А могли и не ответить.)

- Поговорить надо.

Ночной, решительный чеченский голос. Акцент - круче не бывает…

- Сидеть в кустах будешь? - крикнул с насмешкой Коля, поглаживая руль. - Выходи на дорогу. Посмотрим на тебя. Тогда и поговорим.

- И ты немного выходи… подъезжай.

- Согласен.

Но для начала я, перегнувшись, ощупью тронул затылок солдатской матери. Она сидела на заднем сиденье… Она нагнула послушно голову. С пониманием… Но склонить голову - этого мало. Я сильнее надавил рукой. Она полулегла на сиденье… “Да… Да… Да…” - повторяла она шепотом.

Теперь мы смелее приоткрыли дверцы машины, Гусарцев свою левую - я правую. (Автоматы были на коленях.)

Гусарцев повторил, крикнул им громче:

- Согласен… Выходи.

И тронул машину вперед на пять-семь шагов, не больше… В кустах движение. Но на дорогу никто не вышел. Значит, сейчас начнут стрелять.

Стоп, стоп!.. И сразу же Гусарцев и я по кустам из автоматов. Выставившись дулом каждый в свою дверцу, привстали (одна нога на земле) и огонь… огонь!.. Мы их опередили. Секунды на две-три.

А едва стрелять начали они, мы задом… быстро-быстро!.. Отъехали назад.

Успели.

Стихло на миг. А затем в кустах наконец крик. Это был настоящий вопль. Кого-то мы при стрельбе зацепили пулей… Ах, как он вопил!.. Ему, похоже, заткнули рот. Но он кляп выбил, вытолкнул и опять вопил.