Читаем Знамя над рейхстагом полностью

Большую часть этого дня я провел в отбитом у противника трамвайном парке. Здесь благодаря толстым кирпичным стенам депо и служебных построек было довольно спокойно и безопасно. С наблюдательного пункта открывался обзор чуть ли не до самого озера Плётцен. За ним проходил участок канала, который нам предстояло форсировать. Еще дальше простирался район, получивший свое имя от названия озера, - Плётцен-зее, рабочий район Берлина. События начинали приобретать интересный оборот - оттуда было совсем недалеко и до центра города.

К вечеру наши полки подошли к берегу канала. В полсотни метров шириной, облицованный камнем, он мог бы стать серьезной преградой, окажись на противоположном берегу подготовленная оборона. К счастью, ночная разведка никого там не обнаружила.

Рано утром 207-я дивизия начала переправляться через канал. Вскоре принялись его форсировать и мы. По уцелевшим мосткам, укрепленным за ночь саперами, с помощью всевозможных подручных средств перебирались на ту сторону стрелковые и пулеметные роты, за ними - артиллерия и танки, самоходки и "катюши".

Район Плётцен-зее обладал уже всеми типичными признаками современного большого города. Четырех-пятиэтажные дома вытянулись в ровном строю вдоль нешироких улиц. Зелень почти исчезла. Сады и палисадники уступили место асфальтированным внутренним дворам. Бросались в глаза следы работы союзной авиации: многие здания представляли собой груды развалин, над которыми возвышались неровно изломанные стены фасадов.

Против всех ожиданий сопротивление здесь было не слитком сильное. Приехавший на НП Переверткин уточнил нашу задачу: наступать на юг и к исходу дня достичь железной дороги, идущей с востока на запад и пересекающей канал Фербиндунгс чуть пониже того места, где он изгибался под прямым углом.

Вечером мы вышли на назначенный рубеж. Рядом с нами к железнодорожному полотну выдвинулась и 207-я дивизия. Участок фронта, который мы теперь занимали, стал еще уже. Воспользовавшись этим, я вывел во второй эшелон 674-й полк. С того дня, как мы вошли в Берлин, он еще ни разу не сменялся и был измотан до предела.

- Пусть все спят до утра, - сказал я Плеходанову. - И вы тоже. Силы еще понадобятся.

Я и сам решил отоспаться впервые за трое суток, а то уже трудно было ловить и собирать воедино расползающиеся мысли. Но не тут-то было: только я собрался уходить с НП, как раздался звонок командира корпуса. Семен Никифорович взволнованно сообщил, что наш левый сосед - 171-я дивизия пытается форсировать Фербиндунгс-канал близ его слияния с каналом Берлин-Шпандауэр-Шиффартс. Подразделения дивизии захватили уцелевший там мост и ведут за него кровопролитный бой, но продвинуться дальше не могут. Им надо немедленно помочь.

- Подсобишь Негоде выбить немцев с моста, форсируешь канал и будешь наступать на юг, через Моабит, - приказал Переверткин. - Дальнейшие указания получишь утром.

Я тут же вызвал Зинченко, велел ему поднимать полк и выступать на помощь соседям. Вслед за ним был направлен полк Мочалова. Ему ставилась задача выйти на берег правее того места, где шел бой, и подготовиться к форсированию канала.

Теперь-то можно было и отдохнуть. Я спустился в подвал казарменного здания, где расположилась на ночлег оперативная группа.

- Товарищ генерал, - встретил меня Курбатов, - слышали новости? Передовые подразделения Первого Украинского вышли на Эльбу и встретились с американцами.

- Ну да? Вот это здорово!

- Мало того. Первый Белорусский и Первый Украинский соединились западнее Потсдама. Берлин теперь полностью окружен!

- И немецкие войска окончательно расчленены, - добавил я, мысленно увидев большую карту военных действий.

Как ни радостно было это событие, но сил у меня хватило лишь на то, чтобы добраться до двухъярусной солдатской койки и сказать Офштейну: "Не буди до шести ноль-ноль". И сразу же глухой сон выключил сознание.

Проснулся я от громких голосов. За освещенным аккумуляторным фонарем столом стояли Офштейн и Переверткин и возбужденно разговаривали.

- Помначштаба полка Логвинов лично ходил в разведку на мост, товарищ генерал, - услыхал я слова Офштейна. - Он утверждает, что мост не взят и что там нет никого из наших. У меня нет оснований не верить ему.

- Вас ввели в заблуждение, а вы вводите меня, - раздраженно отвечал Семен Никифорович. - Мне докладывали, что мост взят, что там бой идет! А вы до сих пор не подключились!

Сон с меня как рукой сняло. Сразу поняв, что к чему, я вступил в разговор:

- Товарищ генерал, ясно, что один из двух докладов неверный. Но здесь мы не установим истину. Давайте подъедем на место и там посмотрим. Тогда и увидим, кто прав.

- Ну вот еще, этого не хватало, - произнес, остывая, Переверткин. - С какой стати нам туда ехать?

- А что? - настаивал я. - Самый быстрый способ разобраться и принять решение. Чем ждать, пока штабы будут проверять да перепроверять...

- Ну ладно, - согласился Семен Никифорович, - поехали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное