Читаем Знамя жизни полностью

Знамя жизни

Главы из романа Семёна Бабаевского «Знамя жизни», завершающего трилогию о Сергее Тутаринове и Семёне Гончаренко, начатую книгами «Кавалер Золотой Звезды» и «Свет над землёй».

Семен Петрович Бабаевский

Советская классическая проза18+

Семён Бабаевский. Знамя жизни



Главы из романа


Между событиями романов «Свет над землёй» и «Знамя жизни» прошло пять лет. Подросли сыновья Тутаринова — Илья и Тимофей. Умерла Василиса Ниловна — мать Сергея. Ирина вернулась с двухгодичных курсов по переподготовке работников сельских электростанций. Сергей Тутаринов все эти годы работал секретарём Рощенского райкома партии.

Новый роман начинается с того, что Сергея Тутаринова партия посылает секретарём Журавского райкома на Ставрополье, а Семёна Гончаренко — директором МТС в селе Чёрный лес. Помимо Сергея и Семёна, читатели снова встретятся с известными им героями: это Николай Петрович Кондратьев, старик Тутаринов, Татьяна Нецветова, Ирина, Стефан Петрович Рагулин, Савва Остроухов. Автор познакомит нас и с новыми героями-ставропольцами: это Марина Николаевна Самойлова — председатель Журавского райисполкома и её второй муж Зиновий Еюкин, выдающий себя за драматурга, сторонника теории бесконфликтной драматургии; Иван Афанасьевич Книга — директор Сухо-Буйволинской МТС и Луша Самойлова — агроном, возлюбленная Книги; Кирилл Михайлович Дедюхин — второй секретарь райкома и Алексей Иванович Кумшаков — заведующий райотделом сельского хозяйства; Никита Михайлович Лысаков и Павел Никифорович Низовцев — председатели колхозов, и многие другие.

* * *

Осенняя ночь — мокрая и холодная. Как в дыму, лежала Журавка, вся укрытая густым, влажным туманом. «Ну вот, совсем незаметно и осень подкралась», — думал Сергей, стоя у раскрытого окна. В душный кабинет, в котором только что закончилось заседание, врывалась степная свежесть. На улице — негромкие голоса, стук колёс, сердитое фырканье моторов, которые остыли и плохо заводились, — разъезжались по домам те, кто был приглашён на заседание бюро. В том месте, где ровно гудел мотор, две струи яркого света упирались в туман, как в белую стену. Когда же машина двинулась вперёд, как бы прощупывая фарами улицу и раздвигая её, белая стена дрогнула, качнулась и тоже стала удаляться.

Сергей подошёл к столу, раскрыл папку и, сутулясь, долго стоял молча — не то читал, не то что-то обдумывал. В папке — исписанные на машинке листы, в них — цифры, цифры, они стояли и колонками и строчками. Это была двухнедельная работа агрономов райсельхозотдела и инженеров МТС, которым было поручено установить, какое минимальное количество и каких именно машин потребуется для введения комплексной механизации.

В кабинете остались только Самойлова, Дедюхин и Кумшаков. Сергей мысленно перечитывал названия машин, мял в пальцах клок жёсткого чуба, и одна мысль не покидала его — слишком много требовалось моторов и машин. «А что если не сможем получить и половину того, что мы хотим, — думал он, ещё больше сутулясь. — Кондратьев посмотрит эти выкладки, усмехнётся и скажет: эх, журавцы, журавцы, похвалить бы вас надо за размах, а похвалить не могу — у государства забота не только о журавцах… А как же без машин?..» И Сергей сел и начал что-то писать, подчёркивать и ставить одному ему понятные пометки.

— Сергей Тимофеевич, о чём так задумался? — участливо спросил Дедюхин, взглянув на Самойлову и Кумшакова, которые по-прежнему, разговаривая, сидели на диване. — Неужели эта папка навевает грусть?

— Нет, не навевает. — Сергей закрыл папку и устало расправил плечи. — Боюсь — лишнее просим. Сдаётся мне, специалисты переусердствовали. И мне хотелось бы…

Дедюхин подошёл к столу и не дал договорить.

— Какие могут быть сомнения, Сергей?! — сказал он громко. — Я глубоко верю — нас поддержат. Ты поезжай, как мы и решили, к Кондратьеву и расскажи ему не на бумаге, а на словах, по-дружески, и нет же никаких, просто решительно никаких сомнений… Николай Петрович непременно одобрит наши намётки, а это — главное.

«Ну и Кирилл, ну и бестия, — думал Кумшаков, тоже подходя к столу и на ходу подтягивая узкие голенища. — Или ты хитёр, как бес, или — дурак. Только вчера же доказывал мне, что в крае и смотреть не станут на эти цифры, никаких машин не дадут, а сегодня — «я глубоко верю». Не пойму твою душу…»

— Поедем к Кондратьеву вместе, — сказала Самойлова. — Я тебе помогу, Сергей Тимофеевич…

— Даже очень хорошо, — поддержал Дедюхин, — С женщиной в таком деле…

— Я думаю, в Рощенскую лучше поехать, когда вернёмся от Кондратьева. — Самойлова встала и, улыбаясь, по-женски слабо развела руками, — Может, ещё придётся отложить и заседание сессии райсовета и вызов рощенцам.

Сергей подошёл к окну. На улице было тихо, люди уже разъехались.

— Нет, Марина Николаевна, никаких изменений делать не будем, — Сергей закрыл окно и приоткрыл форточку, чувствуя, как плечи и шею холодит ветерок. — Заседание сессии объявлено, о приезде рощенцев знают во всём районе…

— У тебя же есть сомнение. — Самойлова задумалась. — Я тоже побаиваюсь, не похвалит нас Кондратьев… Вот мы съездим к нему, а тогда уже…

— Что — тогда? Отступать? Я думаю, что этого делать нельзя… Как по-твоему, Кирилл Михайлович?

— Безусловно!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза
Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза