Знание-сила, 1997 № 01 (835)

«Ну и ждем учерашнего дня как говорится в пословицы»; «наверно этот человек не видел смоленого зайца, как говорится у Пословице»; «хочитъ укусить да поглубже да покрепче, сломает зубы товарищ Мария, кусай меня за заднее место оно завоняет и ты больше кусать небудиш, какая дотошнотная Женщина и я то молчу, а она дает знать что непутевая девушка была, ждала хлопца у чужой женщины и еще выплывает как гамно у ведре на верьх, отето тихоня бесовесная»; «отрезана скыба от хлиба типерь ее не притулиш, прийдеш до родных дадут покушать хорошо скажи спасибо, анедадут и то хорошо»; «как говорится Жинка пока Борщъ сварит сем раз мужика обманит». А вот отсылка к литературному тексту (единственная): «Есть песня которую сочинил Тарас Григорьевич Шевченко. Люди горю непомажуть а скажуть ледащо так и мое горе наболевшое некому ненужно даже своему по крови». Вот образец мифологизации Ленина, которому приписываются слова апостола Павла «кто не работает, тот не ест»: «Ленин, говорил хто работает тот и ест». А вот свидетельство превращения текста советской песни в пословицу: «К сожалене день рождения только раз в году, я включила музыку, одиночество меня немучило».

В пословицах воплощается традиционное рецептурное знание. Это своего рода «наивная теория», которая дает ответ на вопросы «как жить?», «что делать?». Сам тон их — обязывающий, а кто именно обязывает, не всегда понятно: семья и род, женская часть семьи, общечеловеческая мудрость, превратившаяся в набор прописных истин... Е. Г. Киселева воспринимает этот код как «природноестественный», в нем она, как дома. Она спонтанно распознает те выражения, которые способна воспроизвести практически, и не выражает отношение к «истинам практики», просто пользуется ими, не задумываясь.

Люди — члены сообщества, к которому принадлежит Е. Г. Киселева, верят в порчу и сглаз. Органическим элементом городской жизни продолжают быть архаические магические ритуалы. Е. Г. Киселева легко читает такое, например, послание: «Нафторой день устаем утром у нас на порок выложен крест из камню и положин ломик говорю Митя иди посмотры какая нам благодарность». Крестом и ломиком обозначена угроза. Киселева, согласно обычаю, первый раз к только что родившемуся ребенку идет с курицей.

Приметы — способ интерпретации повседневных взаимодействий, обоснование, оправдание собственных действий. Вот Е. Г. Киселева приходит в дом сына, где невестка метет пол: «А Мария взалася заметать комнату а я сказала когда я уйду тогда заметет, а ты хочиш меня вымест шквартири так, говорят в народе, когда чужой человек зашол в комнату то ненада заметать значит выметает из квартиры меня, да хотя намочи хоть Веник, а то пиль летит вглотку и на стены а она мне в ответ неуказивайте сама знаю, а раз знает то что заметает сухим Веником подымает пыль, я поняла, что ей затошнило моей снохе, что я пришла все напротив говорить мне, наверно испугалася что даст тарелку супу свекрухе покушать».

В среде людей образованных поведенческие коды часто опосредованы литературой. Ю. М. Лотман писал о правилах бытового поведения в русской дворянской среде, сформированных под влиянием романтической литературы. Множество русских разночинцев пытались вести себя так, как предписано романом Н. Г. Чернышевского «Что делать?».

Наша героиня романов не читала, только газету «Труд» и то лишь иногда. Чтение она считает делом в общем-то никчемным и пустым: «Грамотная усе читает книги, газеты романы газеты.., а потом... ходит больная целый день и злая как пантера...». Однако представленный в записках ряд пословиц и присловий свидетельствует, что правила жизни складывались не без влияния профессиональной культуры; правда, не столько художественной, сколько бюрократической, политически пропагандистской, даже научной.

Невозможно утверждать, что письменные коды не попадают в текст Е. Г. Киселевой. Все-таки она научилась читать и писать в школе и, например, тщательно выписывает даты: «...помню я писала робота заголовой в тетради работа такое то число а год 21, 22, 23, 24, 25 год это нас учила учительница». Во второй половине жизни она много слушает равно и смотрит телевизор, откуда идут тексты, как правило, предварительно подготовленные на письме. Отсюда неожиданные «книжные» обороты, отсюда немыслимое смешение элементов разных культур.

Так, Е. Г. Киселева смешивает научный и традиционный коды врачевания. Она много говорит о «нервах»: она «нервничает», ходит к «нервопотодогу», у нее «нервная система росшаталася дальше некуда». Она лечит ожог «импортной мазю», а давление уколами. Но, помимо этого, она читает Отченаш и пьет свяченую воду, и лечится травами: «все хочу пойти в больницу да нет силы лечуся сама дама, заварила зверобой шепшину, кукурузные рыльца, хвощь и немножко бессмертника...» Она ходит «до Бабки лечится почти каждый день». «Принцип» отсутствует, используется все, что под рукой: народная, так народная медицина, официальная, так официальная.