Знание-сила, 1997 № 04 (838)

(Иллюстративный материал был любезно предоставлен мне Верой и Ксюшей Лысенко, Никитой Ганькиным и Катей Лапиной, которые не без труда отыскали свои прошлогодние тетрадки.)

Дайте мне еще одну «афоризму» написать!

О неожиданностях. Начиналась наша каллиграфия как пропедевтические упражнения. Разок в неделю. Хотелось сделать акцент на некоей культуре писания и обхождения с тетрадью. Сколько это продлится, никто не знал.

Но дело приняло крутой оборот. Ажурное слово «каллиграфия» запорхало по классам. Это было открытием для всех — что «я могу так писать» или «он может так писать». Тетради пускались по кругу. Восклицательный знак был высшей оценкой того места, где «получилось». Этн места смаковались и всем миром подвергались профессиональному анализу.

Можно было заняться вышиванием гладью или выпиливанием лобзиком. Но мы занялись каллиграфией. И Андрюша, привыкший учиться из-под палки, сам себе удивился: чего это, дескать, ему вдруг работать приспичило?! Засуетился. И вид у него сделался деловой.

А я уж было его оплакала. Он пришел к нам из класса «развивающего обучения». Все записывал, глаза — пустые. Если сказать ему, что дважды два — пять, с жаром согласится. На вопросы не отвечал по причине потения и трясения рук. Какой уж тут вкус к учебе?

Реанимационный период затянулся на год. Я уже отчаялась: ничем не интересуется, книжки не читает, в группе не работает, не слышит, не видит, исподтишка поругивается, задирается. Ком непонимания по всем предметам растет и усугубляет отчуждение от дела, от ребят, от всей нашей общей жизни. И, наконец, лед тронулся. И тут-то мама отправляет его в санаторий на всю четверть!

Я совершаю ошибку, заявляя, что она губит собственного сына. Но он при этом скорее не хочет ехать в санаторий, чем хочет. Это была победа: ведь здесь «пахать» надо, а в санатории — «халява».

Его все же отправили. Известия доходили такие: получает там какие-то пятерки, пораньше вернуться не хочет, ему хорошо. А я, каюсь, хотела, чтоб ему там было плохо! На новогодний спектакль к нам не пришел. Ну, думаю, позарастали стежки-дорожки. Придется все начинать с нуля...

Но нет. Гляжу — недели через две появились глаза. Потом — улыбка. Откуда? А попал с корабля на бал. Мы тут затеяли каллиграфический журнал (ваша подача, Вячеслав Михайлович?). Пишем Козьму Пруткова. Андрей:

— Дайте мне еще одну «афоризму» написать!

- Еще?!.

Корифеи кинулись к его парте — смотреть. Такие дела...

А Сашка Давыдов в трудный, «распоясанный» период свой жизни (скорбные взгляды наших дев) вызвал народное восхищение тем, что начал писать по-каллиграфически в тетради по русскому, да еще фломастерами всех цветов! На этом, впрочем, не остановился и охватил каллиграфией даже тетрадь по математике. (Почти все переболели этой болезнью: кто диктанты писал с каллиграфическими наворотами, кто — письмо бабушке в Оренбург.)

Вот доказательство:

(Письмо Оли Савельевой любезно предоставлено ошарашенным папой, срочно «отксерено» и только после этого отправлено бабушке. Кстати, Оля — новенькая: вживалась в каллиграфию долго и трудно.)

Личная переписка велась таким манером (я подобрала самодельный конверт):

Каллиграфия стала узнаваться повсюду: на вывесках магазинов, этикетках, на обложках книг, на стендах дома-музея Васнецова, на надгробных плитах в Донском монастыре, на иконах, в тетради по физике. «Смотрите, каллиграфия!»

А тишайший Саша Панин, новенький, которого в первый раз заметили как раз на каллиграфии?! Разбирали неподписанные работы: где чья?

— Это Сашкн Панина! Не видишь, как красиво? (Вера Л. Ее мнение в этом деле что-нибудь да значит.)

Секреты «Ижицы»

Книжку тут нам подкинули любопытную — «Письмовник» профессора и кавалера Николая Курганова. Сборник анекдотов XVIII века. Вот, например:

Уж как они старались, чтобы им было смешно! Увы. Зато после XVIII века Козьма Прутков пошел на ура. Они смеялись даже на «Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя».

Тексты из «Письмовника» и Козьмы Пруткова писали для журнала под диктовку разных «диктофонов». «Письмовник» транслировался на всех. А вот с Прутковым вышло иначе. Чтобы как можно больше «плодов раздумий» попало на страницы журнала, каждый получил свою «афоризму» и продиктовал соседу.

Только тут были правильно расставлены приоритеты: прежде всего — нажим и наклон (или отсутствие наклона — в кириллице). Многие понимали, что без нажима и наклона им в журнал не попасть, но ничего с собой поделать не могли. Трудно было выдержать стиль до конца. Их безропотная работа (красоты ради) побудила меня издать почти все написанные экземпляры одних и тех же текстов. Читатель, прочти их как разные!

В литературно-каллиграфическом журнале 4 «ВШ» класса «Ижица» — много разных историй, сочинявшихся в течение полугода и проживавшихся на уроках литературы, чтения, риторики и каллиграфии. Автор у них один, переписчик — другой. «Свяжитесь глазами с третьим «разведчиком» (партнером) и обменяйтесь тетрадками (с сочинениями)», — так автор и переписчик нашли друг друга.