Знание-сила, 1997 № 05 (839)

Так что же такое «Запад»? Указал ли он безусловный эталон человечеству, как считают сторонники вестернизации? Или, может быть, вся послеренессансная реализация прометеева мифа — лишь казус истории. Многообещающий, любопытный, но все же казус. Если, как предсказывает глобалистика, Запад должен вернуться в лоно консервативных цивилизаций, то в перспективе исчезает феномен прометеева человека. Ясно, что людей американской выучки такая перспектива не может устраивать.

«ЗНАНИЕ - СИЛА»: - То есть речь идет о том, что может смениться тип культуры, основанный на ценностях христианства. ценностях рационализма.

— Я только не стал бы ставить через запятую христианство и рационализм. Цивилизационный архетип Запада гетерогенен. Он синтезировался из разнородных истоков, и то, что они встретились, вообще говоря, чудо. В нем, в этом архетипе, есть начала христианские и в этом смысле — иррационалистический гуманизм. И есть рационализм, который идет от античности. Но Запад продолжает удерживать обе перспективы — и перспективу ортодоксального богопослушания, и перспективу не подопечного прометеева человека. А только эту вторую и защищает автор.

3—С.: — Но в любом случае под угрозой оказывается тип ренессансной личности и связанной с ней гуманистической культуры?

— В том-то и дело, что не обязательно. Гуманизм, открытый Ренессансом, строился все же на христианской этике. Если его оторвать от этой основы, получится не новоевропейская личность, а скопище головорезов. Вот «новые русские» — это, если хотите, ренессансный гуманизм без христианской основы. К чему это приводит, мы видим. Жизнеутверждение любой ценой. А феномен Ренессанса — проговариваемый гуманизм и непроговариваемый иудео-христианский этос. Это гораздо менее вероятная возможность, чем безудержный индивидуализм, не скованный нормами. Но только такой сплав мог породить западную демократию. А если оторвать эту основу и оставить чисто ренессансный принцип свободного самоутверждения, то будет война всех против всех. Развитой цивилизации на этом не построишь.

3—С.: — Некоторые считают, что Россию сейчас потому и не хотят принимать в международное сообщество, что здесь эти два принципа разорваны.

— В семидесятые годы звучала довольно сильная культурная самокритика Запада. Сейчас она прекратилась, Запад вновь стал самодовольным. А это тревожный симптом старения этой цивилизации. И возникает дилемма — возрождать ли путь экологической самокритики, делая из нее институциональные и ценностные выводы. Или искать новые источники, новые ресурсы, способные продлить без ценностной ревизии нынешнее потребительское существование еще лет на пять—десять.

Запад оказался не готов к ценностной реформации. Он стал рассматривать большую часть человечества в духе цивилизационной дихотомии: есть «золотой миллиард», прорвавшийся в изобильное постиндустриальное общество. И есть остальные, которым не дано прорваться. И пока есть эти остальные, пока есть ресурсы — можно не пересматривать основные принципы своего жизнестроения.

Автор задумывается как раз над этим. Он говорит, нам нужен новый фронтьер, отодвигаемая граница, нахождение импульса не изнутри, а вовне. В данном случае он желает сохранить инерцию прометеевых обществ, заданную Ренессансом. Но на Земле сохранить ее нельзя. Поэтому нужны новые горизонты. Новые пустые пространства.

У меня все это вызывает сомнение, и прежде всего идея, что демократия не утвердилась бы, если бы не был открыт Новый Свет, где личность вышла на новые пространства, ускользнув из-под институционального давления средневекового общества. Метафизика пустых пространств была бы определяющей, если бы Америку создавали охотники за скальпами. Но, к счастью, ее создавали протестанты, пуритане с мощной иудео-христианской традицией. А с этой точки зрения, еще как посмотреть, что нужно для демократии — пустые пространства или культурно насыщенные. Демократия создает не безудержный разгул индивидуалистической энергетики, а законопослушных граждан, которые знают, что такое мораль и право.

3—С.: — Кстати, и опыт России свидетельствует об этом: здесь было и постоянное отодвигание границ, и освоение пространств, но все это вовсе не приводило к демократии.

— Я про то и говорю. Дело не просто в том, что есть индивид и есть пустое пространство. Гораздо важнее, какую культурную память этот индивид несет в себе.