— Когда мы говорим о долженствовании, мы говорим о свободе. Я верю Сартру — у человека нет алиби. Конечно, обстоятельства ограничивают наш выбор и нашу свободу, однако мир бесконечно разнообразен, и это бесконечное разнообразие и является коррелятом нашей свободы. То есть в мире объективно заложена масса альтернатив. И чем настойчивее я, чем больше у меня воли и веры, тем больше шансов, что я реализую одну из этих альтернатив. И если хотите, мир, космос через мою свободную волю, мою энергетику, мою готовность совершить иначе реализует свои бесконечные возможности. Мир заинтересован в смелых людях. Мир не реализует свои возможности, если не будет достаточно самобытных, стойких характеров, способных постоять за должное, а не за сущее. Так что долженствование онтологично, заложено в самой структуре мира. Я должен извлечь из мира возможность, которая не будет реализована, если я следую только наиболее вероятному, сущему.
А вот в плане прагматическом ваш вопрос действительно серьезен: существуют ли такие силы, которые способны не угождать потребительскому человеку, а увлекать на другой путь — путь аскезы. Сегодня элиты — искатели немедленного успеха, они потому так беззастенчиво раздают обещания. Элита же, которая достойна этого названия,— не искательна, она предлагает человеку самый трудный путь, защищает ценности в условиях, когда они непопулярны. Я, честно говоря, не вижу вокруг таких элит. Но есть же христианский парадокс: утешение сродни отчаянию. Это означает, что мы не должны думать о перспективах человечества, исходя из наличных стартовых условий.
Ну, вот в истории есть богатейшая цивилизация, к примеру римская,— и вдруг центр мира смещается, уходит от нее на провинциальный север Европы и там расцветает человеческая энергетика. Значит, чудо духа случается! Не отменена еще старая истина, что сила человека в духе, что человек — существо религиозное, и если он воодушевлен высокими идеями, то сильнее тех, кто вооружен материально. Поэтому элиты появятся, они не могут не появиться в ответ на кризис.
— Сейчас, при новых информационных возможностях, способность массового общества все переварить и сделать по мерке толпы просто безгранична. Правда, вопрос в том, бесконечна ли эта возможность и не натолкнется ли она на какой-то импульс, который не сможет переварить.
— В том-то и дело! Я думаю, что всесилие масскультуры, всесилие рекламы — не абсолютно, оно встречает готовность масс быть манипулируемыми. Но сохранится ли эта готовность? Может ведь так случиться, что массы, поняв неотвратимость висящего над ними дамоклова меча, откажутся быть манипулируемыми? Есть некий рубеж, некая грань, когда человек должен подтвердить, что он Homo sapiens.
Сейчас проблема стоит так: какая из цивилизаций способна предложить мощную духовную альтернативу, способную справиться с кризисом? Если Запад запоздает, он утратит свою гегемонию в мире. Вот где решаются судьбы Запала. А вовсе не на Марсе.
— Способность других цивилизаций воспринимать иной цивилизационный опыт доказана самим Западом. Когда Запад говорит о вестернизации, он неправ в ценностном смысле, но он прав в том, что способность человечества к культурному диалогу и цивилизационным заимствованиям очень велика. Дело не в этом, а в том, что есть за душой у других цивилизаций.