Знание-сила, 1997 № 04 (838)

Памяти Куна

• Томас Кун

В июне 1996 года не стало Томаса Куна. Окончилась целая эпоха, связанная с его именем, и это вовсе не преувеличение: в шестидесятые-семидесятые годы практически ни одно обсуждение проблем философии и методологии науки не обходилось без идей и понятий, введенных им в широкое научное обращение, особенно после выхода в свет его научного бестселлера, переведенного на десятки языков,— «Структура научных революций».

Терминология, примененная Куном для описания и объяснения процесса исторического движения науки, вошла в философские словари и учебники, стала классической. Ему посвящены бесчисленные статьи, монографии и диссертации. Известные концепции развития науки и научного знания, выдвинутые другими философами и историками, так или иначе соотносятся с тем, что было сделано Куном почти за пятьдесят лет его научной работы.

И все же, как это часто бывает, прижизненное наведение «хрестоматийного глянца» на произведения мыслителя имеет оборотную сторону. Живой интерес в последние годы сменился дежурными упоминаниями, некритическим воспроизведением буквы, а не подлинного смысла. В свое время концепция Куна вступала в спор с укоренившимися представлениями о науке и научной деятельности. Когда полемика ослабла, выветрился и интерес к работам. Так была подтверждена правота самого Куна: судьба научных направлений тесно связана с жизненными ориентирами и судьбами людей, работающих в их рамках.

О чем был этот спор? Сегодня мы воспроизводим фрагменты ставшего в свое время сенсацией выступления Купа на Лондонском симпозиуме по философии науки 13 июля 1965 года. Председательствовал там Карл Поппер, крупнейший философ и методолог науки Речь шла о проблеме, казалось бы, академической: в чем заключается специфика науки среди других видов умственной и практической деятельности? Однако за сухой формулировкой — страсти, и какие!

Позиция Поппера

Опуская частности, ее суть можно выразить в требовании: границы науки должны совпадать с границами рациональной критики. Образцом и воплощением такой критики К. Поппер считал Большую Науку — ту науку, романтический и привлекательный образ которой сложился на рубеже XIX—XX веков усилиями великих ее преобразователей — Дж. К. Максвелла, Э. Резерфорда, Н. Бора, А. Эйнштейна (если называть только физиков). Самой характерной чертой этой науки полагалась беззаветная смелость, с какой ее творцы создавали рациональные конструкты, претендовавшие на Картину Мироздания, не останавливаясь перед решительной ломкой сложившихся ранее представлений, если того требовали опыт и логика.

• Карл Поппер

Стимулом к такой постановке вопроса была, помимо прочего, общая политическая ситуация в мире. С 30-х годов нашего века планета была разодрана на части противоборствующими идеологиями. за ширмами которых устраивались бесчеловечнейшие режимы, стремившиеся к мировому господству. Научное знание использовалось этими режимами как средство достижения технологического и военного перевеса. Эксплуатировалось само имя науки — не надо напоминать, что коммунизм, например, объявлялся плодом научного предвидения. Проблема определения границ научности приобретала в этих условиях смысл, выходящий далеко за рамки академического интереса. Установить эти границы — значило положить пределы экспансии идеологии, установить последнюю линию обороны Разума, отступление от которой грозило окончательным духовным поражением. Карл Поппер был одним из наиболее активных участников как методологических, так и политикофилософских дискуссий того времени. Его концепция «демаркации» (то есть разграничения научного и ненаучного знания) получила широкое признание и легла в основу критического рационализма как направления в философии науки и социальной философии.

Взяв за образец Большую Науку, «критический рационализм» призывал направить силу человеческого интеллекта на критику всей действительности — всего, что существует в человеке, в обществе, в природе. Табу, традиции, догмы, идейные и идеологические клише, суждения авторитетов и вождей, социальные нормы ’И законы, сакральные ритуалы, моральные и эстетические суждения — все рассматривалось как объект рационального анализа. Разум отвергает все сверхразумное. Для него нет неприкосновенных святынь. И даже то. во что, казалось бы, «можно только верить», подвержено суду Разума и ждет его вердикта?

Красивая позиция. Но дальше начинались трудности. Ведь принцип рациональной критики — если принять его за критерий рациональности — сам должен подвергаться критике, которая... не может не следовать тому же принципу. Перед философией «критического рационализма» возникала известная с древности логическая трудность petitio principii.