Знание-сила, 1999 № 02-03 (860,861)

Важнейшей особенностью усадеб Троицкого раскопа оказалось обилие в них берестяных грамот древнейшего периода – XI, XII и первой трети XIII столетия. Почему это столь важно? Да потому, что от указанного времени до наших дней дошло лишь три (!) листка рукописей, содержание которых касается гражданской истории! Всего три. А на Троицком раскопе из 346 найденных к сегодняшнему дню берестяных грамот около 280 относятся к древнейшему периоду (всего в Новгороде на разных раскопах найдено свыше 400 берестяных документов XI – первой трети XIII столетия). Вот такой замечательный раскоп, и значение его в истории этого времени, конечно, колоссально.

Полевой сезон 1998 года в Новгороде оказался одним из самых удачных. Работы велись на двух участках. На Троицком XI раскопе (его площадь не превышала 320 квадратных метров, работы возглавлял Петр Гайдуков) исследовались древнейшие слои XI и X веков, и главной задачей было установить точное время первоначального заселения. Сразу скажу, что задача была решена неожиданно. В самом нижнем слое культурных напластований был обнаружен небольшой монетный клад, спрятанный в земле кем-то из первопоселенцев, всего тринадцать арабских дирхемов, чеканенных при первых эмирах Саманилской династии в Шаше (Ташкенте), но он обладал необычайной хронологической чистотой: самая ранняя его монета чеканена в 907 году, а самые поздние – около 930 года.

Берестяная грамота, найденная в прошлом году

На громадном Троицком XII раскопе, площадь которого превышает 1000 квадратных метров (руководитель Александр Сорокин), работы велись в диапазоне тридцатых – семидесятых годов XII века. Это чрезвычайно важный периоде истории новгородской государственности – может быть, важнейший. В 1136 году произошло знаменитое антикняжеское восстание новгородцев, окончательно утвердившее боярский вечевой строй. В результате новгородский князь перестал быть монархом, он превратился пусть в достаточно важного, но все же чиновника боярского республиканского государства. Сфера его деятельности была ограничена участием в «сместном» (совместном) суде князя и посадника, где князь хотя и был главной фигурой, но все же не имел права «кончать суд без посадника», то есть без санкции выборного главы новгородского боярства. Первые десятилетия после восстания 1136 года стали периодом укрепления боярских завоеваний. Поэтому вдвойне интересным представлялся нам полевой сезон прошлого года, когда в начале июня экспедиция возобновила работы на Троицком XII раскопе.

Объектом исследования здесь была усадьба «Е», к которой мы подбирались давно. Небольшой участок в восточной части этой усадьбы был вскрыт еще в 1979 и 1981 годах, еше один в западной – в 1985 году. Основная же ее часть долгое время оставалась для нас недоступной – над ней находился ветхий двухэтажный дом. снесенный, наконец, три года тому назад. Впрочем, до раскопок этой основной части мы предполагали, что раскопанные в прежние годы участки принадлежали разным усадьбам – так заметно они отстояли один от другого. Но оказалось, что это была одна усадьба «Е», и была она поистине громадной, примерно в 1400 квадратных метров, тогда как соседние с ней владения раза в три меньше.

Кому же она принадлежала в середине XII века? Следует заметить, что основной источник наших знаний о новгородском прошлом – это летопись, но самый ранний список относится к концу XIII века, и знает она имена только самых выдающихся исторических деятелей. В поисках конкретных владельцев и жителей помощь мы можем ожидать только от берестяных грамот. И помощь эта чаще всего приходит. В берестяных грамотах Троицкого раскопа второй и третьей четвертей XII века зафиксировано уже почти двести имен разных лиц, живших в пределах его усадеб или тесно связанных с ними. А выяснить, кто именно жил на конкретной усадьбе, можно тогда, когда на ней бывает найдено несколько адресованных одному и тому же человеку или семье берестяных писем.

Еще летом 1997 года на усадьбе «Е» был найден обрывок берестяной грамоты (№ 793), в котором в контексте чисто хозяйственного распоряжения упоминался «Илька Полюжь староста», то есть староста (управляющий вотчиной) некоего Полюда. Последнее имя весьма примечательно: оно упомянуто в новгородской летописи под 1197 годом в следующем рассказе: «В то же лето поставила монастырь святой Евфимии в Плотниках Полюжая Городишиница Жирошкина дочь». Монастырь святой Евфимии был расположен на другом берегу Волхова, и, казалось бы, вдова Полюда Городшинича никакого отношения к Полюду грамоты № 793 иметь не могла.

Здесь и на следующем развороте – свинцовые печати XII века