Знание-сила, 1999 № 05-06 (863,864)

– Да ведь это никакого отношения к трансплантологии не имеет! – взрывается он, «как триста тонн тротила», когда на глаза попадается очередная статья о «трупном пиратстве» с изъятием многочисленных внутренностей.

– Когда берут от трупов – это одно, а к нам органы должны попасть живыми, действующими, это серьезный медицинский уровень! С моргами мы не работаем! Чтобы отправить, как пишут, тысячу почек за границу в год, вы представляете, какой для этого должен сложиться коллектив бандитов? Притом из разнопрофильных специалистов, связанных со многими научными центрами! Из трупа даже санитар может вырезать почку, а операция с живым органом в условиях стерильности, жизнеобеспечения, гарантии сохранности требует серьезной аппаратуры и квалифицированных людей!

Он добавляет о беспощадной системе контроля «чистоты» потребляемых органов в цивилизованных клиниках, где никакой профессор не рискнет репутацией ради скороспешной выгоды. И наконец, переводит рельсы на главную свою директорскую боль:

– На самом деле, у меня одна проблема: денег нету! Едва на операции хватает, а наука встала, обучение кадров встало, развитие трансплантологии по России встало, тысячи людей из-за этого гибнут!

В его голосе отчаяние закипающего вулкана. Вот тут и понимаешь, что такое, обхватив руками директорскую голову, выкраивать из хилого институтского бюджета крохи на экспериментальных телят, чтобы наука совсем не заглохла. Теленочек-то идет за три тысячи из калужского совхоза, да плюс транспорт, еще недельки три прокормить в институтском виварии. Это когда от дорогостоящего лечебного процесса отрывают рубли и тысячи то отвалившаяся дверь пищеблока, то отказавшие манометры, без которых разморозится бойлерная, то сгоревший двигатель сетевого насоса. Хирурги превращаются в прорабов, доставал, хитрых снабженцев. Пореформенная научно-медицинская действительность.

Так стоит ли игра свеч? Я продолжаю допрашивать участников процесса уже в операционной лабораторного корпуса, где на кафеле «предбанника» лежит с затуманенным глазом чернобелый пятнистый бычок, получивший из шприца дозу снотворного. Ловко вставленная в трахею дыхательная трубка торчит изо рта, как залихватская сигара. Чуть позже ее подключат к аппарату искусственного дыхания, и восьмидесятикилограммовый «малыш» отрубится полностью, видя, возможно, приятные сны о родном теплом телятнике, куда, увы, во имя спасения человечества ему не суждено вернуться.

Завлабораторией подготовки и проведения экспериментальных исследований Эюб Гасанов, несмотря на доцентский сан и чин, обычным лезвием, схваченным в хирургическом зажиме, лично и невозмутимо бреет бок и кусок горла своего подопечного. Рассказывает, что внизу, в виварии, наготове стоит точно такой же дублер и донор на случай кровопотери. Интересно услышать, что у рогатых, в отличие от человека, групп крови целых 28, но подбирать совпадающую, к счастью, не надо, что было бы чрезмерно обременительно. У животных такого отторжения, как у нас, нет, и достаточно, чтобы донор и реципиент совпали просто по породе и масти.

Вокруг постепенно подключают аппаратуру, моют руки, облачаются в стерильные халаты, маски, шапки остальные участники эксперимента. Профессор Владимир Толпекин, завлаб искусственного сердца и вспомогательного кровообращения, анестезиолог (у «снотворного» аппарата искусственной вентиляции легких) Виталий Попцов, перфузиолог (у аппарата искусственного кровообращения) Павел Маринин, операционная сестра Серафима Волкова, хирурги Дмитрий Шумаков и Петр Гончаров. По фамилии первого видна его родословная: он сын директора института.

Чуть озабоченней, чуть отдельней – с.н.с. и главный конструктор новых моделей «Поиска» Александр Дробышев. То там, то здесь его называют уникумом. Человек, который своими руками отлил на матрицах все отечественные искусственные сердца, и примененные, и экспериментальные. А технология куда как непроста: матрица окунается в жидкий полимер, вынимается, высушивается – и так пленка за пленкой на поверхности матрицы создается многослойная полимерная «плоть» сердца. Оставшись один, без поддержки КБ Сухого и других технических партнеров, сохранил свою «мастерскую», работая часто в состоянии отчаяния. Сейчас прижимает к груди стерильный пакет со своим детищем и бдительно следит за процессом, проверяя «пневмошкаф», который начнет качать внутри сердечные мембраны, толкающие кровь.