Знание-сила, 2000 № 01 (871)

Одним из труднейших был участок Скагуэй — Уайтхорс. Только в 1897–1898 годы, отличавшиеся суровыми холодами, здесь погибли три тысячи лошадей и мулов, несших поклажу искателей счастья. В память об этом грустном событии в 1929 году на дороге около ущелья Мертвой Лошади женщинами Севера и пионерками Юкона был установлен изображенный на снимке барельеф. И сегодня, проходя мимо, путник обязательно остановится здесь хотя бы на несколько минут.

«От 0 до 2000»

Оглянись и подумай

В круглую дату, 2000 год — оглянуться и «пробежаться» по ступеням столетий — самое милое и соблазнительное дело. Особенно с целью полистать страницы истории науки. Мы так много не знаем, так много забыли! К счастью, с журналом десятки лет сотрудничает человек, чьи знания претендуют на истинную энциклопедичность. Это математик и историк Сергей Георгиевич Смирнов. Благодаря его неординарным способностям в прежние годы удалось просмотреть срезы тысячелетий на европейском и американском континентах, прочитать задачники по истории, а сейчас начать публикацию «История науки в датах и вопросах». Итак, новая серия «от 0 к 2000».

Двадцать веков тому назад наука уже не была юной девой. Позади осталось шесть столетий греческой учености, а до того — двадцать или более веков мудрости Вавилона и Египта. Самые легкие на подъем науки — геометрия и арифметика, астрономия и механика, история и лингвистика — достигли огромных успехов, несмотря на кричащие (на наш взгляд) пробелы.

Около 350 года до новой эры в Афинах Евдокс создал ясную геометрическую теорию чисел: числом он назвал отношение длин любых двух отрезков. Так возник единый взгляд на целые, рациональные и иррациональные числа (которые доставили столько хлопот пифагорейцам). Но можно ли изобразить число как-то иначе, чем отрезком или буквой? На этот вопрос не сумели ответить ни Евдокс, ни Платон, ни Евклид. Оттого им не поддалась следующая проблема: каких чисел больше — рациональных или иррациональных? Чтобы быстро и уверенно различать их, нужна позиционная система счисления; как ни странно (на наш взгляд), мудрейшие эллины не додумались до такой нехитрой новинки.

Далее проблема изначальных стихий природы: сколько их? Вода, огонь, земля, воздух — что еще? Дальше греческие мудрецы не продвинулись, ибо они с пренебрежением смотрели на работу грязных рудокопов и кузнецов. А те твердо знали: есть семь металлов, которые никакими усилиями не удается превратить друг в друга! Железо и медь, олово и свинец, золото и серебро, ртуть — возможно, они и есть важнейшие стихии? А еще есть вино: никто не сумел превратить его в воду или обратно. Вероятно, существуют разные жидкие стихии… Как их обнаружить, как описать различия между ними?

Современник Евдокса Демокрит пытался объяснить различие веществ разной формой их атомов (если зти атомы существуют). Но мало кто в Афинах поверил философу, потому что он был только философ. Демокрит не предлагал никаких способов выяснения формы атомов воды, железа или огня, кроме интуитивных догадок. Как проверить зти догадки? Как измерить веса разных атомов, ведь они, наверное, различны?

Почти такие же вопросы о числах и фигурах задавали двумя веками раньше любознательные граждане Милета своему соотечественнику Фалесу, вернувшемуся из далеких Вавилона и Египта. Фалес сумел удовлетворить любопытство сограждан, апеллируя к их рассудку и наглядному воображению. В итоге геометрия и логика слились в единую интеллектуальную игру, ставшую в Элладе национальным видом спорта наравне с гимнастикой и политикой.

Через двести лет так могла бы родиться новая игра — физика (или химия) атомов. Однако не вышло: просвещенные эллины очень уважали свой гибкий разум, но мало доверяли искусству своих рук. Грязный труд позорен, поэтому все занятия, вырастающие из ручного труда, недостойны гордости свободного человека! Так развитие греческого естествознания остановилось на пороге великих открытий; позже они выпали на долю дерзких экспериментаторов — средневековых алхимиков.

Развитие исторической науки в Средиземноморье замерло по сходной причине: оборвалась массовая политическая практика. Геродот и Фукидид. Ксенофонт и Полибий были граждане демократических республик; их теории вырастали из повседневного опыта законотворчества или борьбы между партиями и державами. Установление Римской империи на Западе (и империи Хань на Востоке) положило конец гражданским войнам. Но вместе с ними ушла дерзость исторической мысли. Тит Ливий — современнник Октавиана Августа — оказался на Западе последним историком глобального масштаба. На Востоке таким же непревзойденным гением остался Сыма Цянь, современник императора Хань У-ди.