Поэтому, если Россия хочет жить хорошо и притом долго, то вкладывать деньги в фундаментальную науку придется, и деньги очень большие. Ведь в XXI веке без конкурентоспособного наукоемкого производства нам не прожить. А западные конкуренты никогда не пустят нас на мировой рынок с продукцией, сделанной на западных идеях. Как воздух, нужны будут новые идеи и рожденная на их основе промышленная продукция. Для меня несомненно: российская наука возродится, и это будет великая наука, но будет сие не скоро. И во сколько обойдется – зависит от того, когда правительство это поймет. Прежде чем сойдет со сцены поколение ученых, сформировавшихся до начала распада отечественной науки, или уже после. Если после, то чрезвычайно дорого – ведь когда наше поколение ученых вымрет, начинать придется с нуля. К сожалению, возрождение науки зачастую неразрывно связано с милитаризацией, цензурой и прочими подобными вещами. Поскольку государство согласно много платить только за вещи, связанные с подготовкой войны. Как хотелось бы этого избежать!
Между прочим, мне кажется, что первым признаком будущего возрождения науки в нашей стране станет рост интереса к научно-популярной литературе: увеличение тиражей журналов, возобновление издания научно-популярных книг и в том числе переводных. Вот на западе стоит только появиться хорошей – серьезной! толстой!! без красивых цветных картинок!!! – научно-популярной книге, как одно за другим выходят ее новые тиражи и переиздания в мягком переплете и переводы на разные языки. Значит, есть у таких книг читатели, есть люди, которые любят серьезные и интересные книги о науке, не одни только почитатели гороскопов, НЛО и всяких «воспоминаний о несбудущемся»! Когда-то так было и у нас. Может, и будет.
В процессе возрождения, при взаимодействии российской науки и мировой науки может оказаться важной одна старая российская научная традиция. Планируя научные исследования, мы обычно идем от имеющегося у нас материала, а не собираем материал под идею. В этом смысле российская наука попадает в один класс с китайской, индийской, испанской, бразильской, а в другой класс попадают американская, отчасти немецкая, французская и североевропейская.
Например, провели мы экспедицию, собрали уникальных крабов в каком-то отдаленном районе океана и просим деньги, чтобы их изучить. Получаем, изучаем, публикуем результаты. Другой ученый собирает необыкновенных грызунов где-нибудь во Вьетнаме – тоже просит денег. Таких работ множество. Если их сложить вместе, получится лоскутное одеяло. Американец действует иначе. Как он рассуждает? Например, так – крабы живут в море. Но вот я где-то читал: некоторые крабы живут на суше. Как же они там дышат, у них же нет легких? И почему они не высыхают? Да еще линять нужно, а где взять кальций для нового панциря? Формулируется проблема – изучить дыхание и водно-солевой обмен у сухопутных крабов. Но он не отправляется в далекую экспедицию, он выясняет, не держат ли этих крабов в какой-нибудь научной лаборатории, можно ли их там заказать, переслать по почте, чем кормить2*
. Узнает, заказывает, получает, изучает. И пишет великолепную статью. При том что он этих крабов в природе никогда не видел и плохо представляет, где и как они живут. Словом, он прекрасно умеет изучать деревья, но он не видит леса, не знает, как живет океан. Какой подход лучше?Российская наука была мастерицей вырабатывать общий, так сказать, глобально-экологический взгляд на мир. Мы видели лес, но часто плохо различали деревья! Вот этот широкий, глобальный взгляд, характерный для отечественной науки, тоже придется возрождать. И соединять его с американским подходом «от идеи». Как говорил толстовский Платон Каратаев, «сопрягать надо».
Беседу записал Леонид Ашкинази.
Второе сердце
Ровно 414 дней жила африканская коза с собственным и биомеханическим сердцем, которое ей имплантировал немецкий врач. Сломавшаяся металлическая пружинка оборвала эксперимент и жизнь Эрни. Кардиохирург Норберт Гульднер более десяти лет работает над искусственным дополнительным сердцем из пластмассы и мышечных тканей пациента. В случае с козой Эрни Гульднер отделил один из ее спинных мускулов и обмотал его вокруг мешочка из полиуретана. С помощью специальной тренинговой программы врачу удалось добиться того, что не очень выносливые нити спинной мышцы превратились в энергично сжимающиеся мускульные ткани, аналогичные сердечным- Второе сердце Эрни билось целых 14 месяцев, и для Гульднера это служит доказательством того, что через два-три года наблюдений его искусственные биомеханические сердца могут стать «дополнением или альтернативой при трансплантации» и для человека.
Александр Волков
Тираннозавр здесь больше не пирует