Знание-сила, 2001 № 11 (893)

Этим объясняется и огромное количество устойчивых формул, с которыми сталкивается читатель древнерусского текста. «Средневековый писатель, – как отмечает Д.С. Лихачев, – ищет прецедентов в прошлом, озабочен образцами, формулами, аналогиями, подбирает цитаты, подчиняет события, поступки, думы, чувства и речи действующих лиц и свой собственный язык заранее установленному «чину»… Писатель жаждет ввести свое творчество в рамки литературных канонов, стремится писать обо всем, как подобает. И делается это вовсе не механически. «Перед нами творчество, а не механический подбор трафаретов – творчество, в котором писатель стремится выразить свои представления о должном и приличествующем, не столько изобретая новое, сколько комбинируя старое». Древнерусский писатель не столько изображает жизнь, сколько преображает и «наряжает» ее, делает ее праздничной… Он пользуется своими формулами, как знаками, гербами».

А теперь о центоне. Что это такое?

Пожалуй, лучшее определение центона дал в свое время С.С. Аверинцев. Он обратил внимание на то, что даже в названии трактата Мефодия Патарского «Пир, или о девстве» присутствует своеобразная ссылка на знаменитый диалог Платона «Пир, или о любви». Мефодий свободно заимствует платоновские «готовые словечки, словосочетания, выражения и формулы, идущие как строительный материал для выстраивания скреп и переходов между речами». Подобное «инкорпорирование деталей старого художественного целого в состав нового» и составляет суть так называемых центов (centones). В поэзии это – «мозаики из стихов или полустиший старых поэтов, заново смонтированных для разработки какой-нибудь темы. В архитектуре – включение в ансамбли христианских церквей колонн, извлеченных из развалин языческих храмов. Тот же принцип пронизывает и средневековую музыкальную культуру.

Другими словами, теория центона переносит акцент с формы – этикета – на исходное изначальное содержание цитат, и может быть главное – на подразумеваемый контекст, из которого они взяты. Подчеркивая этим, что очень важна некая аналогия, сознательное указание на прошлое. Новое же произведение, состоящее из центонов, больше напоминает не мозаику (с которой Д.С. Лихачев сравнивает, скажем, летопись), а коллаж. Кажлая составляющая его продолжает «невидимо» пребывать в прежнем – знакомом читателю и узнаваемом им – тексте и одновременно включается в новые связи, образуя принципиально новый текст.

Центонный принцип, а именно его, думаю, использовали средневековые авторы, богаче, многогранней – помимо буквального он имеет несколько скрытых смысловых уровней. Вот почему для антропологической истории это – настоящий клал. Теперь особое значение приобретает выявление цитат, формирующих текст, выяснение, откуда они взяты, каков исходный текст, каков намек. Благодаря таким цитатам мы начинаем понимать, что хотели сказать древние авторы, как они понимали происходящее, а в этом и состоит прочтение текста. И еще одна принципиально важная вещь: достоверность реконструкции в этом случае поддается проверке.

Что же из этого следует?

А вот что. В Новгородской первой летописи под 6746 (1238) годом читаем: «Грех же ради наших попусти Бог поган ыя на ны [на нас]. Наводить Бог, по гневу Своему, иноплеменьникы на землю, и тако съкрушеном им въспомянутся к Богу. Усобная же рать бывает от сважения дьяволя: Бог бо не хошет зла в человецех, но блага; а дьфвол радуется злому убийству и кровопролитию. Земли же сгрешивши которой, любо казнит Бог смертью или гладом или наведением поганых [язычников] или ведром или дождем силным или казньми инеми, аще ли покаемся и в нем же ны Богь велить жити, глаголет бо к нам пророком: обратитеся ко Мне всем сердцем вашим, постом и плачем, да еще сице створим, всех грез прошени будем. Но мы на злая възврашаемся, окы свинья валяющеся в кале греховнем присно, и тако пребывем; да сего ради казни приемлем всякыя от Бога, и нахожение ратных; по Божию повелению, грех ради наших казнь приемлем».

А вот текст «Повести временных лет» под 6575 годом: «Грех же ради наших пусти Богь на ны поганыя, и побегоша русьскыи князи, и победиша половьци. Наводить бо Богь, по гневу Своему, иноплеменьникы на землю, и тако скруииеным имъ въспомянутся к Богу Усобная же рать бываеть от соблажненья дьяволя: Бог бо не хошет зла человеком, но блага; а дьяволъ радуется злому убийству и крови пролитью, подвизая свары и зависти, братоненавиденье, клеветы. Земли же согрешивши которей, любо казнит Бог смертью, ли гладом, ли наведеньем поганых, ли ведром, ли гусеницею, ли инеми казньми, аше ли покаявшеся будемъ, в нем же ны Богь велить жити, глаголеть бо пророком нам: обратитеся ко Мне всем сердиемь вашим, постом и плачем. Да аше сице створим, всех грех прощени будем. Но viы на злое възращаемся, акы свинья в кале греховнем присно каляюшеся, и тако пребываем».