Знание-сила, 2002 № 01 (895)

Хорошо прочитав книгу Марии Осориной, вы начнете представлять себе, чем столь притягательны для ваших детей помойки (там – ничье, с чем можно делать что угодно, там новости каждый день, там множество подручного материала для любых фантазий); почему они так часто устраивают на ледяной горке кучу- малу (проследите, достаточно ли часто вы прикасаетесь к своему ребенку, он нуждается в этом); что приходится им переживать в общественном транспорте по дороге в школу (кто из нас помнит, какое это напряжение – не пропустить нужную остановку, как невероятно трудно попросить чужого взрослого посторониться и какое наслаждение, отрывая билетики или компостируя чужие талончики, чувствовать себя персоной весьма значительной). Хорошо, вы усвоили все это. Конечно, стали умнее, чем вчера, и, возможно, будете более внимательны к потребностям хотя бы своего собственного ребенка.

А сколько еще не узнанного, не вычитанного, неизвестного и потому не учитываемого? Может, это и есть главное достижение автора: заставить взрослого своего читателя понять, что мир детства неисчерпаем, что устроен он по-своему, не так, как взрослый, и что взрослому не стоит с таким уж напором стремиться установить в нем свой собственный порядок.

Тем более что этому навязанному порядку дети будут сопротивляться тихо, но упорно. Мир детства потому и может считаться субкультурой по всем канонам культурологии, что обладает решающим свойством субкультур: он способен к самоорганизации и самовоспроизводству. Из поколения в поколение дети передают друг другу игры, считалки, страшилки, былички по всем правилам бытования фольклора в самом расширительном смысле этого слова и, заметьте, без посредства взрослых. Дети оказываются в состоянии не только следовать давным-давно заведенным правилам сообщества, но и приобщать к этим правилам новые поколе'ния детей, и пресекать отклоняющееся поведение. Их секретный мир живет как бы параллельно с миром взрослых, в его пазухах и пустотах, а взрослые, сталкиваясь с ним ежедневно и ежечасно, не замечают его, хотя сами – выходцы оттуда. Просто мы в один прекрасный момент, как выросший Питер Пэн, разучились летать, забыли, что когда-то умели летать, и вбили себе в голову, что человек в принципе летать не может. Никогда.

Этнографические описания жизни племен и народов, представителей чужой культуры, обычно пронизаны или снисходительным удивлением автора, говорящего как бы от имени более развитой, сложной, зрелой цивилизации, или умиленным восторгом посланца цивилизации одряхлевшей, отжившей свое, теряющей энергетику развития, перед силой молодости, близостью к природе, естественностью культуры, у которой все впереди. Эти две крайности характерны и для описаний детства как особой цивилизации, особой субкультуры: ее или желают немедленно педагогически усовершенствовать, или, вспоминая известные библейские высказывания, призывают если в нее не вернуться (что было бы желательно, но нереально), то хотя бы вернуть некоторые ее черты, учиться у нее.

Педагогические усовершенствования уже привели к тому, что наши детские площадки устроены бездарно, что испытанные веками тексты и игры заменяются новыми, что-то учитывающими, что-то упускающими, и неизвестно, выдержит ли это новое проверку временем и не потеряем ли мы окончательно то, что сегодня вытесняем.

Восторженное сюсюканье силы, прикидывающейся слабостью, тоже чревато неблагополучием: детям все-таки предстоит жить в мире взрослых, и если при этом взрослые начинают ориентироваться на детей, то дети просто теряют ориентиры.

Конечно, судя по книге Марии Осориной, взрослые сильно и квалифицированно портят жизнь детям. И, конечно, было бы хорошо, если бы мы научились лучше понимать их и их нужды. Но материалы той же книги свидетельствуют, что в конечном итоге дети находят выход из положения. Негде и нечем играть? Они будут играть на помойках. Негде уединиться? Они построят себе «штаб» на пустыре. Их слишком заботливо и докучно оберегают от всего, что могло бы им внушить страх? Они улизнут в подвал и устроят себе необходимое переживание.

Может быть, иногда надо просто найти в себе мужество пройти мимо?

ПРЕДСТАВЛЯЕМ КНИГУ

Владимир Захаров

«Российская научная эмиграция»

«И тогда у меня вырвалось слово, что эмиграция – это оскорбление, – писал Андрей Битов в статье об эмиграции. – Это общее, российское оскорбление, нанесенное каким-то образом самим себе. Оскорбление из тех, которые нельзя просто так пережить, из-за которых надо стреляться. Нужна дуэль.

Но с кем и кому теперь стреляться?

Уже сменилось поколение. Да и дуэлей нет. Значит, надо покаяться».

Вышедшая недавно книга «Российская научная эмиграция» – один из актов покаяния, совершаемых людьми, обладающими памятью, честью и совестью.

Двадцать очерков, вошедших в книгу, рассказывают о двадцати выдающихся ученых, составивших славу мировой и – американской, английской, французской науки.

А могли бы – российской, если бы не были выброшены волнами революции и гражданской войны на чужие берега.