Знание-сила, 2003 № 01 (907)

Тоска может быть стимулом деловой активности. Во всяком случае, так было с Зиминым. Тосковал он по делу – по делу настоящему, осмысленному, нужному, черт побери, людям, а не только ВПК. Неужели такие классные радиоинженеры, как он и его сотрудники, – в век радио! – не могут сделать что-то по-настоящему путное?!

Время благоприятствовало таким мыслям. Перемены в советской экономике начались в 1987 году с закона «О государственном предприятии», по которому трудовой коллектив приобретал юридический статус и право голоса в жизни предприятия. Закон действовал около пяти лет, и вопрос был только в том, воспользуется ли трудовой коллектив своим правом или администрация приручит новый закон, – советская история знала очень много красивых слов на бумаге.

Коллектив Радиотехнического института оказался дееспособным. К классическому советскому «треугольнику» – директор, партком и профком – добавился четвертый угол – Совет трудового коллектива. Выборы в этот Совет и сопутствующее им обсуждение проблем института и страны приоткрывали закрытое предприятие ВПК для новой экономической реальности. Ветераны РТИ считают, что заряд самодеятельности в их институте остался от прежнего директора Минца и его понима^я, как в развитии высоконаучной техники должны сочетаться свобода и ответственность. Хотя после ухода Минна прошло больше пятнадцати лет, люди, которых он принимал в институт, оставались и влияли на погоду.

Разумеется, в новых процессах было много иллюзий и демагогии, но не только это. Общественное мнение получило форму для своего выражения. Появились неформальные лидеры, одним из них стал Зимин. Он этого не помнит, но важно, что помнят другие. Беспартийность Зимина (большая редкость для начальника отдела) была большим плюсом для неформальный) лидера. Еще больший плюс – ясный инженерный взгляд на общественные явления и лакон ично-выразител ьные формулировки проблем и путей к их решению. И все это добавилось к профессиональному авторитету и открытой общительной натуре.

В 1988 году, кроме слов гласность и перестройка, в стране громко звучали слова кооператив и конверсия. Прозвучали они с самого верха советской власти и воплотились в закон «О кооперации в СССР» и в государственную программу конверсии.

Для военно-промышленных предприятий программа конверсии имела силу приказа. Руководство РТИ, плоть от плоти ВПК, хотело выполнить новую директиву в лучшем виде, хотя и не ясно было, как это сделать- как противоракетную радиотехнику конвертировать во что-то, нужное «простому советскому человеку» – мирному населению страны. Начали с назначения ответственного – чтобы было с кого спросить. И Зимин напросился на это новое дело – сам он вполне созрел для конверсии. Выбор оказался для него «судьбоносным», употребляя слово, которое именно тогда ворвалось в общественно-политический лексикон.

Старое слово «кооператив» обновило свое значение – не парадно возникавшие кооперативные предприятия начали производить что угодно непотребно-ширпотребное, лишь бы угодить обывателю. Это не вызывало симпатии в среде противоракетной интеллигенции. Никакого сравнения с высоконаучной техникой государственной важности, над которой трудились в РТИ.

«Поговорите с сотрудниками «ВымпелКома», выходцами из РТИ, и увидите, какой сильный романтизм у многих по отношению к той работе. Никакого чувства стыдобы или чего-то в этом роде нет в помине. У очень многих. До сих пор».

Дмитрий Зимин

Такое настроение преобладало на закате социалистической формации, когда этот закат называли восходом нового социализма – «перестроенного», как говорили с трибун, и очеловеченного, как надеялись многие. Говорилось при этом и о «включении рыночных механизмов», но страна знала только те рынки, на которых покупали петрушку и картошку у «частников». И было неясно, как рыночный механизм может управиться с ракетами и перекрывать Енисей… А, главное, действовала всемогущая инерция – привычка к сложившемуся образу жизни и к советскому образу мысли.

Впрочем, на восьмом десятке лет советского социализма красивые слова и общие идеи не много значили для людей инженерного склада. А для Зимина к тому времени радиотехника государственной важности лишилась своего прежнего ореола – все больше прояснялось, что его противоракетная радиотехника никому не нужна. Принимая жизненную реальность, он пожертвовал даже своим самым путным, по его словам, изобретением.