Знание - сила, 2003 № 08 (914)

«По прежнему учению Бог был отдельное существо от человека. Небо — обиталище Бога, и сам Бог был закрытым для человека. По учению Иисуса небо открыто для человека. Общение Бога с человеком установлено... Человек из себя познает Бога». Слова Исайи исполнились: «...Отныне Бог уже не будет тем Богом неприступным, каким он был прежде, отныне Бог будет в мире и в общении с людьми». «В Иисусе Христе Разумение слилось с жизнью», и, выйдя из пустыни, Иисус, по Толстому, говорит людям, «что в нем дух, что отныне небо отверсто, и силы небесные соединились с человеком, наступила для людей жизнь бесконечная и свободная, что люди все, как бы они ни были несчастны по плоти, могут быть блаженны».

Сын человеческий для Толстого — это зачатый Богом в человеке (в человечестве) сын Света Разумения жизни. Разумение жизни, в котором зачат Сын человеческий, содержит в себе Закон всечеловеческой духовной жизни. Конкретные выражения этого вечного закона Толстой находит в Евангелиях, прежде всего в «заповедях мира» (между людьми) Нагорной проповеди. «Заповеди эти исключают все зло из жизни людей» и устанавливают «мир общий, ненарушимый, вечный».

«В положении о непротивлении злу Христос говорит не только, что выйдет непосредственно для каждого от непротивления злу, но ставит положение непротивления злу, которое, по его учению, должно быть основой жизни людей вместе и должно избавить человечество от зла, наносимого им самому себе».

Толстой постиг смысл и значение закона непротивления не в результате рассуждений и исследований, это было откровение, рассказывает он, «мгновенное озарение светом истины» (гл. I, «В чем моя вера?»). «Закон этот до такой степени вечен, что если и есть в исторической жизни движение вперед к устранению зла, то только благодаря тем людям, которые так поняли учение Христа и которые переносили зло, а не сопротивлялись ему насилием. Движение к добру человечества совершается не мучителями, а мучениками. Как огонь не тушит огня, так и зло не может потушить зло. Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло».

«Возвеличивание» Сына человеческого само собой сводило на нет общедуховную жизнь, поприще которой Толстой и покинул ради этого «возвеличивания».

Все, что так или иначе людьми принято считать духовной жизнью, все это принадлежит не всечеловеческой духовной жизни и не личной духовной жизни, а жизни обшедуховной. Общедуховная жизнь, абсолютно доминируя в человечестве, не дает личной духовной жизни явить себя. Как самостоятельная, духовная жизнь заявила о себе только в последний век-два, когда современный человек начал смутно догадываться, что в его приватной духовной жизни заключены огромные невостребованные возможности и вот-вот настанет пора, когда они станут реализовываться. На это и указывал Лев Толстой.

«Христианское учение тем отличается от всех других и религиозных и общественных учений, — пишет Толстой в 1894 году, — что оно дает благо людям не посредством общих законов для жизни всех людей, но уяснением каждому отдельному человеку смысла его жизни: того, в чем заключается зло его жизни и в чем его истинное благо».

А. Н. Толстой и А. П. Чехов в Крыму, 1902 г.

В трактате «О жизни», написанном через три года после «В чем моя вера?», о Сыне человеческом нет ни слова. Весь трактат обращен исключительно к отдельному человеку, который «оглядывается вокруг себя и ищет ответа на свой вопрос и не находит его... И человек сознает себя одним во всем мире с теми страшными вопросами, которые разрывают его душу. А жить надо».

Практическая значимость заповедей Нагорной проповеди не пострадала от переориентации Толстого с всечеловеческой духовной жизни на жизнь лично-духовную. Но они приобрели иное значение. Не осталось без переосмысления и учение о непротивлении злу насилием. Толстой приходит к выводу, что «мое утверждение о невозможности допущения противления злу при исповедании закона любви относится к личной жизни отдельного человека».

Если раньше, в начале 80-х («В чем моя вера?»), Толстой упирает на мир между людьми и отвергает насилие прежде всего по той причине, что оно несет вражду и разъединяет людей, то в его работах 90-х годов насилие есть зло прежде всего потому, что с его помощью осуществляется лжеединение государственности, что на нем держится ложное общественное жизнепонимание, которое правит в мире и не дает осушествиться единению людей на основах любви. «Закон насилия» — закон лжеобщедуховной государственной жизни. «Закон любви» — закон подлинной духовной жизни, жизни по Воле Бога, преследующего Свои, нам неведомые цели. В 900-х годах закон ненасилия приобретает для Толстого мистический смысл: ненасилие поглощает зло. На эту тему и написан «Фальшивый купон».