Знание-сила, 2004 № 02 (920)

Теперь понятно, что за образ неотступно сопровождал автора романа "Мы". "Наших" он знал прекрасно. Хотя никак не могу взять в толк: как же он, такой проницательный, не смог предугадать единственно возможной реакции власти на свое произведение?

История издания замятинского романа — история, увы, в основном зарубежная, не наша.

Сам-то писатель отнюдь не считал, что составляет пасквиль на идеалы победившей революции (что ему вменили в вину). Это отмечали и первые рецензенты на книгу, наши и зарубежные. Среди коих нельзя обойти молчанием одного рецензента, отметившего по горячим следам: "Вполне вероятно, однако, что Замятин вовсе и не думал избрать советский режим главной мишенью своей сатиры... Цель Замятина, видимо, не изобразить конкретную страну, а показать, чем нам грозит машинная цивилизация". Имя написавшего это — Джордж Оруэлл.

Однако в России опубликовать роман не удалось — хотя на дворе стоял не пресловутый 37-й год: еще не отпраздновали и трехлетнюю годовщину революции! Есть версия, что одним из первых читателей замятинского романа был ленинградский партбосс Григорий Зиновьев. Литературной фронды он, естественно, недолюбливал, а Евгений Замятин, занимавший тогда пост председателя ленинградского отделения Союза писателей, в глазах партийного начальства априори вызывал подозрения. Кроме того, можно предположить, что Зиновьев был человеком неглупым и в романе Замятина прочитал как раз то, что и должно было превратить зыбкое подозрение в стопроцентную уверенность.

Автограф Е. Замятина в его книге "Житие Блохи", иллюстрации Б. Кустодиева

Первая обложка романа Е. Замятина "Мы", изданном на английском языке

Короче, партийная цензура роман "Мы" завернула. Однако тогда, в 1921-м, это еще не означало, что за автором тут же прикатил "черный воронок" и не только опальная книга, но и сам он бесследно сгинул в черной дыре ГУЛАГа. Вскоре все это придет, пока же в стране допускались литературные дискуссии, многие советские авторы свободно печатались за рубежом и вообще позволяли себе то, за что потом — не пройдет и десяти лет — придется расплачиваться свободой и жизнью. Но роману Замятина не повезло: на этой книге (первой такой жертве в советской литературе?) был удачно апробирован определенный метод "литературной полемики", хорошо послуживший в дальнейшем. Еще ненапечатанный роман цитировали и громили в печати — по рукописи! Каким-то образом ее содержание стало известно спорым и разгоряченным азартом охоты борзописцам, и травля началась.

В отчаянье автор переправил рукопись за рубеж, и первое издание романа "Мы" вышло в Праге на чешском языке. В 1924 году его перевели с чешского на английский, после чего книга пошла гулять по всему миру. Только в 1927-м Замятин впервые прочитал свое произведение... на родном языке, на котором оно и было написано. Но снова — Прага, эмигрантский журнал "Воля России".

Пошла вторая волна охоты на еретика (Замятин, кстати, очень любил это слово!), причем на сей раз дело не ограничилось разносами в газетах. Писателя фактически отлучили от литературы: были запрещены или просто сняты без всяких объяснений его пьесы, одна за другой вылетели из планов издательств книги. День ото дня вокруг Замятина росла зловещая пустота.

Чем это грозит, он догадывался. Нужно было делать выбор, и в 1931 году Сталин получил его письмо. По сути, это прошение о помиловании: "Для меня, как для писателя, именно смертным приговором является лишение возможности писать, а обстоятельства сложились так, что продолжать свою работу я не могу, потому что никакое творчество немыслимо, если приходится работать в атмосфере систематической, год от году все усиливающейся травли". В конце письма автор просит заменить ему высшую меру наказания ("если я действительно преступник и заслуживаю кары") на высылку из страны.

Четвертая обложка романа Е. Замятина "Мы", изданном на английском языке

И... неожиданно получил милостивое (так и хочется написать по- старинному: высочайшее) разрешение на эмиграцию! Известно, что похлопотал за опального коллегу Горький: автор уже написанных к тому времени "Несвоевременных мыслей" прекрасно понимал, что ждет Замятина в недалеком будущем, останься он на родине. Тот еше счастливо отделался! Другой еретик, известный экономист Александр Чаянов, опубликовавший в том же 1920 году роман "Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии", поплатился за свою литературную утопию жизнью...

В ноябре 1931 года уже тяжело больной Замятин покинул родину. Алексей Ремизов вспоминал, что его друг "приехал с запечатанными губами и запечатанным сердцем". Замятин стал последним советским писателем, которого Сталин отпустил за кордон, позже аналогичной "милости" для себя не удалось добиться даже хлопотавшему за Замятина Горькому.