Но иногда "тайные знаки" вовсе не выдуманы: букет цветов, положенный возле герба города Галича на одной из станций московского метро сразу после гибели в Париже Александра Галича. В Петербурге известный памятник Н.М. Пржевальскому в Александровском саду (а также профильное изображение Пржевальского на станции метро "Технологический институт") некоторые воспринимают как своего рода "тайный памятник" Сталину. То же относится и к многочисленным "исправленным" после 1956 года изображениям — например, мозаичный плафон на станции московского метро "Комсомольская- кольцевая", где можно видеть Ленина, выступающего с трибуны мавзолея. В Петербурге популярен "прикол" о профиле Наполеона, который, если приглядеться, вырисовывается в неудобосказуемом месте одного из коней на Аничковом мосту.
Город "читают", с городом разговаривают и "играют", играют друг с другом, опираясь на какие-то особенности города. И тем самым воспроизводят и дописывают городскую мифологию — неотъемлемую часть современной городской культуры.
На Петроградской стороне, между улицами Красного Курсанта и Красной Конницы, есть маленькая площадь. Скорее, даже сквер. А в центре стояла скульптура. Лаокоон и двое его сыновей, удушаемые змеями. Фигуры человеческого роста. Античный шедевр бессмертного Фидия — мраморная копия работы знаменитого петербургского скульптора Паоло Трубецкого.
А рядом со сквером была школа. Однажды туда назначили нового директора, отставного замполита и серьезного мужчину с партийно-педагогическим образованием.
— А это, — спрашивает, — что такое?
Учитель рисования объясняет: это древнегреческая статуя.
— Мы с вами не в Древней Греции,
— кричит директор, обозленный этим интеллигентским идиотизмом.
— Может, вы еще голыми на уроки ходить придумаете? Убрать это безобразие!
Через недельку двое веселых белозубых ребят начинают с помощью молотка и зубила приводить композицию в культурный вид. Кругом собирается народ и смотрит это представление, как кастрируют двухсполовиной-тыщелетних греков. В толпе одни хохочут, другие кричат: варвары! Блокаду пережили, а вы! Кто приказал? Учитель рисования прибежал, пытается своим телом прикрыть. Голосит: Фидий! Зевс! Паоло Трубецкой! Вы ответите!
Отойди, отвечают, дядя, пока до тебя не добрались! Лишили древних страдальцев не потребных школе подробностей, сложили инструмент и отбыли. И всю неделю Петроградская ходила любоваться на облагороженную группу.
Но учитель рисования тоже настырный оказался, пожаловался, куда мог, потому что через неделю те же двое веселых белозубых ребят достают из своего ящичка три гипсовых лепестка и навинчивают их на штифты. Толпа держится за животы. Наконец-то, говорят. Вернули бедным отобранную насильно девственность. Если бы кругом стояли сплошные учителя рисования и истории, то, возможно, реакция была бы иной, более эстетической и интеллигентной. А так — люди простые, развлечений у них мало: огрубел народишко, всему рад. Не над ними лично такие опыты сегодня ставят — уже счастье!
А поскольку ленинградцы свой город всегда любили и им гордились, то еще неделю вся сторона ходила любоваться на чудо мичуринской ботаники — как на мраморных статуях работы Паоло Трубецкого выросли фиговые листья.
Но, видимо, учитель рисования был редкий патриот города, а может, он был внебрачный потомок Паоло Трубецкого, который и сам-то был чей- то внебрачный сын. Но только он дозвонился до Министерства культуры и стал разоряться: искусство! бессмертный Фидий!
Назавтра директор уволил учителя рисования. А еще через недельку приехал все тот же полугрузовичок, и из него вышли двое веселых белозубых ребят со своим ящиком. Как только их завидели, в школе побросали к черту занятия, и учителя впереди учеников побежали смотреть, что же теперь сделают с их, можно сказать, родными инвалидами.
Ребята взяли клещи и под болезненный вздох собравшихся сорвали лепестки. Потом достали из ящика недостающий фрагмент и примерили к Лаокоону. Толпа застонала.
Мастера навинтили на бронзовые штифты все три заранее изваянных мраморных предмета и отошли в некотором сомнении. И тут уже толпа поголовно рухнула друг на друга, и дар речи потеряла полностью — вздохнуть невозможно, воздуху не набрать — и загрохотала с подвизгами и хлюпаньем. Потому что... вновь привинченные места соответствовали примерно монументальной скульптуре "Перекуем мечи на орала". Так, на взгляд, в две натуральные величины. Это резко изменило композиционную мотивацию. Сразу стало понятно, за что змеи их хотят задушить. Теперь скульптурная группа являла собой гимн плодородию и мужской мощи древних эллинов... Мрамор за сто лет, особенно в ленинградских дождях и копоти, имеет обыкновение темнеть. Новый же мрамор имел красивый первозданный цвет — розовато-белый. И реставрированные фрагменты резким контрастом примагничивали взор. Следующую неделю уже весь город ездил на Петроградскую смотреть, как расцвели и возмужали в братской семье советских народов древние греки.