Те, кто потерпели поражение в 1917 — 1922 годах, победили в 1991-м — пусть лишь немногие из них дожили до победы. Не увидели своего поражения и их противники в СССР, лично ответственные за расстрелы и концлагеря, за истребление интеллигенции и духовенства, "расказачивание" и коллективизацию, депортации и голодоморы, Бутово и Леващево, Новочеркасск и Будапешт, новое поколение номенклатуры мимикрировало и даже ощутило интерес к запретному плоду.
Ответил ли сериал на вопрос, почему не надо проклинать изгнанье? Впрямую — нет. Да и не так уж много в нем об изгнании как таковом. Больше о расставании с родиной (особенно рассказ — совершенно поразительный, украшение фильма — Веры Александровны Решиковой-Уфимовой), о возвращении на родину, о чувствах, связанных с родиной. Но не обо всем же надо говорить впрямую.
Отдельные судьбы могут ничего не доказывать, но не зря говорят, что тенденция важнее фактов. Мы не знаем, сколько человек покинули родину в Гражданскую войну. В разных сериях фильма приводятся две цифры — полтора и два миллиона. Нет ясности и в том, сколько добавили волна 1944- 1945 годов и "ди-пи" ("перемешенные лица"), отказавшиеся возвращаться в СССР бывшие остарбайтеры и узники гитлеровских лагерей. И уж конечно, нам никогда не узнать, много ли здравствует сегодня их потомков и как они связаны, если связаны, с Россией и русской культурой. Во Франции я не раз слышал утверждение, что каждый седьмой житель Большого Парижа имеет какое-то русское родство или свойство. Слова Зинаиды Гиппиус об эмифации, "мы не в изгнании, мы в послании", хоть и повторялись излишне часто, не стали менее истинными. Не будь того изгнания, о котором снят фильм (а снят он сугубо на французском материале), в Париже не было бы сегодня улиц и площадей, носящих имена Прокофьева, Стравинского и Дягилева, одним из премьер-министров Франции не был бы человек по фамилии Береговой или, на французский лад, Береговуа, Французскую академию не возглавляла бы сегодня женщина русского происхождения. Не замкнутые и нерастворимые русские диаспоры, не самоизоляция России от родственных по духу и культуре народов, а растущая спаянность с ними — вот ни разу не высказанный, но несомненный призыв фильма. Пусть страны роднятся между собой, как в старину роднились монархии.
Соавторство в сокрушении тоталитарного Левиафана, соавторство в строительстве Всемирной России... Посмотрим на изгнание с другой стороны, она существует.
Воскрешение Гомера
Николай Гнедич
"Гомер— великий поэт древности, это известно, но его "Илиада" не имеет ничего общегос исторической книгой, — такие голоса раздавались еще четверть века назад. — Гомер — поэт, вымышляющий свои рассказы, он фантазирует, а не сообщает".
Да и откуда ему было знать о "делах давно минувших дней", откуда было черпать подробности тех "дел", которыми наполнены его книги? Археологи и историки попробовали выяснить — откуда.
Около 1200 года до новой эры Восточное Средиземноморье переживает тяжелый экономический, социальный и демографический кризис. Рушатся царства; города приходят в запустение; мосты и дороги ветшают; народ забывает письменность. Великое прошлое предков Гомера растворяется в непонятной вязи микенских значков и вернуть его к жизни невозможно.