Знание-сила, 2005 № 01 (931)

По Великому сибирскому пути на протяжении тысяч верст медленно двигался огромный мутно-пьяный безначально-бунтовской поток. Поток этот, полный слепой и дикой жажды разрушения, двигался в берегах какого-то совсем другого мира. В этом другом мире тоже была великая жажда разрушения, но над нею царила светлая мысль, она питалась широкими, творческими целями. Был ясно сознанный враг, был героический душевный подъем.

Обе эти стихии были глубоко чужды друг другу, понимания между ними не было. Солдаты жили одною безмерною своею злобою, и для злобы этой все были равны. Били офицеров, били железнодорожников, разносили казенные здания, и толпы демонстрантов, приветствовавшие войска дружественными кликами.

Может быть, те люди, которые затеяли русско-японский конфликт — Безобразов, Алмазов и другие, и хотели бы войну продолжать и расширять, но общество этого не хотело. В 1936 году вышло исследование Русско- японской войны комбрига Н. Левицкого, и вот что он пишет: «Поражение русской армии под Мукденом дало новый толчок революционному движению в России. Под давлением финансовой и промышленной буржуазии русская печать начала кампанию за заключение мира. В помещении Московской биржи состоялось совещание представителей крупной буржуазии, где решено было возбудить ходатайство перед царем о скорейшем заключении мира даже в том случае, если Россия потеряет Сахалин и Владивосток. Черносотенная печать требовала окончания войны во чтобы то ни стало и принятия скорейших мер по спасению России от внутренней гибели».

Это то, что предпринимали верхи, а низы, в свою очередь, бунтовали. Вересаев, в частности, прекрасно описывает, какое разложение царило в тылах армии, и как эта армия, уже демобилизованная, бушующим шквалом прошлась по всему Транссибу — убивали офицеров, убивали комендантов станций, убивали военных комендантов, грабили буфеты, разбивали вагоны. Картина, судя ло всему, была чудовищная. И этот вал удалось ввести в какие-то рамки только где-то между Уралом и Волгой. То есть фактически всю Сибирь эти эшелоны с демобилизованными солдатами прошли в виде бурного потока.

Возвращаясь к началу, хочу повторить, что есть ощущение, что Россия собиралась вести не войну, а кампанию и даже не Маньчжурскую, а Корейскую, потому что спор-то шел из- за Кореи и прилегающих территорий, из-за Порт-Артура, который когда-то, лет за десять до этого, получили в аренду японцы, а потом русские заставили их отказаться в свою пользу. А потом уже это переросло в Маньчжурскую операцию.

Адмирал С.О. Макаров

В. Верещагин

Итак, если бы Россия была в нормальном состоянии и хотела бы вести эту войну, она ее, безусловно, имела возможность выиграть. Но выиграть только на суше, потому что свой флот она потеряла — и вот это было самое тяжелое поражение. Самое тяжелое поражение Россия понесла не на суше, а на море. Сначала она потеряла порт-артурскую эскадру, которая была частью потоплена эсминцами, часть кораблей подорвалась на минах, а часть затонула во встречных боях с японцами. И затем — трагедия со второй и третьей эскадрами под командованием адмирала Рожественского, Цусимское побоище. Таким образом, даже если бы Россия захотела воевать и приложила к этому какие-то усилия, и добилась бы каких-то успехов на суше, дальше она ничего сделать уже не смогла бы. У нее оставался только владивостокский отряд из четырех крейсеров, из которых один вскоре был потоплен во встречном бою, у японцев же оставался мощный флот.