Тогда Петр отправляет жену в Суздальский Покровский женский монастырь "по-плохому"! Что означало — не поверите! — всего лишь "без содержания". А пострижена она была и вовсе через 10 месяцев, потому что и в монастыре продолжала настаивать на незаконности учиненной над ней расправы. Не так глупа была эта женщина и уж точно с характером! Свои права отстаивала убедительно, да так. что ни архимандрит, ни священники монастыря не решались совершить над ней обряд пострижения. За что попали в Преображенский приказ на расправу. с ними-то Петр не церемонился. Но и после пострижения, уже инокиня Елена, она носила "светское платье", жила в монастыре как мирянка и даже принимала заезжавших в монастырь знатных господ как царица. Свой царский статус она продолжала блюсти с несокрушимым упорством! Могла быть опорой! Но оказалась противницей.
И на это "непослушание" жены Петр взирал безропотно (семь лет, между прочим!), пока до него не дошли слухи о любви его бывшей супруги (нелюбимой, изгнанной, постриженной в монахини) к майору Глебову. Вот тут расправа была жестокой. Глебова посадили на кол. И не он один попал под расправу: епископа ростовского Досифея и ключаря Федора посчитали соучастниками и сводниками, их казнили, а две игуменьи (недосмотрели? не донесли?) были биты кнутом и отправлены в тюрьму. И только на "инокиню Елену" не поднялась в гневе рука Петра, ее перевели сначала в монастырь в Ладогу, потом в Шлиссельбургскую крепость, но "и волос не упал с ее головы". Хотя в добросердии Петра заподозрить никак нельзя. Свою "метресску", любовницу девицу Гамильтон, Петр отправил на плаху (правда, за дела уголовные — "убиение младенцев, рожденных ею тайно"). Даже присутствовал при казни любимой женшины и, говорят, поднял отсеченную голову красавицы и поцеловал в губы. Вот такие нежности.
Петр словно судьбой обречен на женские измены. Большая любовь и, может быть, первая любовь — красавица из Немецкой слободы Анна Моне, счастливая соперница Евдокии. Ради нее он постриг жену в монахини, думая возвести Анну на престол. Делал подарки, назначил содержание, построил каменный дом, на приемах и праздниках она играла роль хозяйки. И привязанность эта, глубокая и сильная, длилась десять лет.
Началось все в 1692 году, и познакомил их Лефорт. К тому времени семейная жизнь Петра "не сложилась": смерть в младенчестве двух сыновей, Александра и Павла, конечно, не располагала молодую женщину к веселью. И контрастом страдающей жене стала кокетка и хохотушка Моне. Мнения о барышне высказывались разные. В воспоминаниях ее современника Хелбига читаем: "С необыкновенной красотою она соединяла самый пленительный нрав, не возмущаемый капризами, пленяла мужчин, сама того не желая". А историк Семевский пишет: "Страшная эгоистка, немка сластолюбивая, чуть не развратная, сердцем холодная, расчетливая до глупости и алчная до корысти". А Петр ее любил. Она его — нет. Даже в сохранившейся переписке, в ее письмах Петру нет ни слова о любви за все их совместные 10 лет. Все ее слова любви были в письмах к другому — к польскому посланнику Кенигсеку. Вот их-то Петру и пришлось прочесть.
Молодой человек трагически погиб, утонул случайно, упав в воду при переправе. Как лицо дипломатическое, он мог иметь при себе секретные бумаги. Их выудили, высушили и передали Петру. Можно представить себе негодование, смятение, боль, когда, вчитываясь в дипломатические, как мог ожидать, послания, Петр обнаружил почерк своей Аннушки и прочел слова, которыми его она никогда не одаривала...
Объяснение было бурным, взбешенный Петр стал обвинять изменницу в неблагодарности и вдруг расплакался...
"Я вас не буду ненавидеть и обвиняю только собственную свою доверчивость". Эти слова приведены в письме некой английской леди и относятся ко временам Анны Иоанновны, не столь уж и отдаленным от события, то есть это почти свидетельские показания. Петр даже благородно пообещал, что Анна ни в чем не будет нуждаться... Однако достоверно известно, что в тюрьму свою любимую коварную немку Аннушку (с сестрой Марфой — за сводничество) Петр запечатал от всей своей русской души! И даже без права посещать кирху! И она "отсидела" три года, пока шло следствие по "делу Монцовой".