— Вот ведь пишут о чем ни попадя, — говорил он молодому приблудному коту, заходившему выпросить еды и послушать умного человека. — Все что угодно наизнанку вывернут. Безо всякого. Так и я моту романы писать. Вот, слушай, чем не сюжет: Батый на самом деле был освободителем Руси. Потому что в это самое время на Руси собрались могучие черные волхвы, угрожавшие всему миру. Они разделали меж собой Русь на уделы и черпали каждый в своем психоэнергию. Еще они, конечно, разрабатывали оружие страшной силы. Поэтому Батыю ничего не оставалось, как срочно собрать всю орду, какая была, и двинуться на Русь. Представляешь, сколько кровопролитных страниц можно смастрячить?
Кот, склонив голову, внимательно слушал этот бред, дожидаясь, пока Мотин перестанет размахивать пустой ложкой и наполнит, наконец, теплым супом "из пакетика" треснувшее блюдце.
В первых числах марта, когда небо из серого стало бирюзовым и с крыш поползли вереницы тонких пока сосулек, Мотин решил, что пора.
В субботу он раскидал снег вокруг Машины, отбил чуть приржавевшую за зиму дверцу — наверное, в замок попала вода, и с полдня копался в стылом нутре, время от времени убегая в дом погреться чайком. Кот валялся на оттаявшей скамеечке, с легким недовольством косясь на суетящегося Мотина.
В воскресенье с утра Мотин крепко позавтракал, покормил кота, накинул на себя вместо шубы легкий ветхий плат и, прихватив рюкзак с лопатой, рысью пробежал к Машине. Все было отцентровано еще со вчерашнего дня, и Мотину оставалось лишь запустить энергетическую систему, а когда датчик, переделанный из дифференциального манометра, показал набор энергии в 120 мегаватт, нажал на красную кнопку.
Машину тряхнуло, потом начало плавно раскачивать. Сколько Мотин ни старался, ликвидировать эту болтанку он не смог. И гироскоп пробовал приладить, и с компенсирующими полями колдовал — без толку: не все еще в пятом измерении было понятно и подвластно человеческому разуму.
К счастью, болтанка длилась не больше, чем всегда, — минут пять по внутреннему времени. Машина замерла. Мотин сторожко выглянул в заделанное плексигласом оконце, всмотрелся. Вроде все было чисто. Тогда он подтянул дверцу на себя и отщелкнул шпингалет.
В распахнувшийся выход хлынул теплый, наполненный солнцем и травяными запахами воздух. Мотин глубоко вздохнул и вылез из Машины.
Место было проверенное — посреди широкой равнины, поросшей невысокой — по колено — травой. До леса отсюда было с километр или даже больше.
В лес Мотин никогда не совался. Лишь вначале по глупости подошел поближе. Захотелось, видите ли, убедиться, что за три тысячи лет природа средней полосы действительно заметно изменилась.
Вместо тонконогих березок и корявого ельника главенствовали пальмоподобные исполины с чешуйчатыми стволами и широкими перистыми макушками. А вместо зайчиков и белочек по этому лесу бегали уродцы, больше похожие на плотно набитые кошельки размером с пещерного медведя-трехлетку, — Мотин и таких видел. Пасть у этих "кошельков" распахивалась так широко, что Мотин мог бы пролезть прямиком в желудок, если бы не тройной ряд острых зубов, не в такт покачивающихся из стороны в сторону...
Зверики были малоподвижны, но хитры: поняв, что за Мотаным не угнаться, они трансформировались в копии Мотина же и подзывали его. Голос Мотину не нравился, но туг уж ничего не поделаешь: это был его голос.
Осмотревшись еще раз и убедившись, что звериков поблизости нет, Мотин закинул на плечи рюкзак и отправился на запад.
Шагов через сто трава расступилась, обнажая широкую — метров в двести — воронку. За многие сотни лет воронка заплыла почвой, и более мелкая трава покрыта ее, как газоном, но детали перекрытии, отлитые из вечного металла, упрямо выпирали из склона, сияя на солнце полированными гранями. Собственно, по этим балкам Мотин и отыскал погибший город.
В склонах воронки виднелось несколько лазов. Они вели далеко вглубь, в переплетение пустых и засыпанных землей комнат, коридоров и улиц. Туда Мотин не совался — боялся, что зверики учуют и подстерегут на выходе. Хотя было соблазнительно: там наверняка такое сохранилось...
Обойдя воронку, Мотин пошел, как грибник, раздвигая траву черенком лопаты. Вот его внимание привлекла широкая кочка. Мотин деловито потыкал ее лопатой, и в одном месте штык стукнул о металл. В несколько ловких движений Мотин "скальпировал" кочку. В срезанном слое, как начинка в пироге, покоились широкий, золотисто поблескивающий диск с ясно видимой кольцевой нарезкой и несколько побуревших металлических же коробочек. Отряхнув землю, Мотин сложил находки в рюкзак и двинулся дальше.
Следующий предмет торчал прямо из земли — изогнутая трубка, оканчивающаяся набалдашником из помутневшего растрескавшегося пластика. Мотин попробовал обкопать находку, потом вытащить, потом опять обкопать, но все без толку: трубка уходила в землю слишком глубоко. Такое случалось часто, поэтому Мотин просто посидел несколько минут возле находки, выкурил сигаретку и без сожаления пошел дальше.