Интересный подход к этой сложной проблеме наметился в математических открытиях Жозефа Лагранжа — молодого преемника Эйлера в Берлине. Он попытался решить проблему устойчивости Солнечной системы, уподобив ее громадному многомерному маятнику: кажется, это удалось Лагранжу. Никакие малые возмущения в движениях планет и комет не разрушат семью Солнца во веки веков! Но если она столь устойчива во времени вперед — значит, она устойчива и назад. Она не может погибнуть, но не могла и родиться! По крайней мере, в рамках механики...
Ни один здравомыслящий физик не верит в вечное горение Солнца. Когда-нибудь оно погаснет; значит, когда-то оно загорелось! Какая природная сила его зажгла? Не было ли это Электричество — нечто вроде искр из Лейденской банки, способных зажечь даже Азот? Если так, то, возможно, нынешней Вселенной (устойчивой, механической и гравитационной) предшествовала иная Вселенная — неустойчивая, электрическая? Не являют ли собою нынешние звезды лишь угольки древнего вселенского пожара? Вот бы обсудить этот вопрос с сэром Ньютоном! Увы, его уже полвека нет среди живых...
Неведомо, когда на смену Ньютону придет сходный гений натурфилософии. Или можно это угадать? Говорил же Ньютон, что он видит дальше других, потому что стоит на плечах группы научных исполинов — Галилея и Кеплера, Декарта и Гюйгенса. Но та дружина богатырей выросла в огне Возрождения — культурной революции, растянувшейся на полтораста лет (1500—1650). Сейчас в Европе разгорается сходный пожар Просвещения. Можно датировать его начало 1750 годом, когда вышли первые тома Энциклопедии, а слава Эйлера охватила всю Европу.
Если нынешняя культурная революция тоже растянется на полтораста лет (1750—1900), то следующий Ньютон появится где-то в начале XX века. Ой, долго ждать! Но ждать — не значит медлить. Нужно вступать в ряды ученого сообщества европейцев и тянуть сию упряжку вперед, пока хватает сил и разумения.
Кто-то рвется в глубину атомного мира через тернии химических опытов: таков путь Шееле, Пристли и Кавендиша. Иные герои рвутся к тайнам звезд через не измеренные еще межзвездные расстояния: эту дорогу прокладывают Кант и Гершель. Третья группа удальцов — Эйлер, Лагранж и их коллеги —постигает дивные математические отражения зримого физического мира в своих умах. Четвертая команда — Вольтер, Дидро, Бюффон и другие гуманитарные просветители — готовит европейскую верхушку человечества к выживанию и процветанию в условиях вероятной Революции.
Сумело же британское научное содружество, возглавленное Френсисом Бэконом, успешно пережить свою Революцию и породить Ньютона, как только угас политический пожар! Так надо работать и впредь, чтобы исход каждого революционного взрыва в обществе отзывался стартом нового переворота в науке. Где и когда произойдет очередной взрыв — неведомо; но ученое сообщество должно быть готово к нему, как горцы готовы к сходу лавин. Ведь после схода очередной лавины наступает самый удобный час для восхождения на очередной пик, недоступный прежде из-за глубоких снегов...
Такова жизнь альпинистов; пора ученым мужам перенимать сей опыт в поисках научной истины. Совсем недавно европейские физики взошли на Монблан, чтобы узнать, как изменяется давление атмосферы при подъеме. Только что родился Александр 1умбольдт: он первый достигнет высоты 6000 метров в Андах, на вулкане Чимборасо. Потом просвещенные европейцы узнают о существовании Джомолунгмы в Гималаях и пожелают взойти на нее любой ценой.
Вячеслав Глазычев
Глубинная Россия наших дней
Современной Россией занимаются весьма по-разному. Вообще-то, мало — очень мало, если говорить точно. Есть классическое позитивное знание, которое по традиции нарабатывают уцелевшие географы и экономгеографы. Несколько таких людей, всего пятеро-шестеро, упорно продолжают экспедиционную и исследовательскую работу по стране. Естественно, за каждый год они могут охватить лишь очень незначительный кусок нашего отечества. Как правило, можно посадить в автобус группу студентов и проехать с ними по одному маршруту, заезжая в каждую точку на 3—4 часа. Это обычная схема университетского и околоуниверситетского географического сообщества.
Есть другой жанр работы. Самый лучший его представитель, на мой взгляд, Владимир Каганский. Он себя называет путешественником, я бы его назвал философом российских пространств. Это человек, который говорит от себя и через себя, который обладает замечательной способностью из миниатюрных деталей набирать основания для очень серьезного, очень любопытного суждения о стране, о ее конструкции, о ее структурных изменениях.