Знание-сила, 2006 № 12 (954)

В дни революции в разгромленном доме нашли рукопись XVII века: "песни" молодого придворного, стольника Квашнина-Самарина. Стихи писал, следуя образцам устной поэзии: "Ой, сахор мой, сахор, бел крупитчатой Канарский,//Кто станет тебя кушать — насладит свою душу!//Ой, бархот мой, бархот, багряный венецейский!//Кто тебя будет насити — в тебе будет красоваться...". Юный поэт передал свое любовное влечение в цвете: "сахарное" набеленное лицо и багряное платье. Белый и красный в песне — особенность восприятия XVII века, когда преобладало восхищение ярким цветом, а не телесной красотой.

С не меньшим вниманием моралисты того времени вглядывались в косметические "затеи" женщин. Выходить из дома без "цветной маски" на лице не принято: австрийский посланник замечал: "В Москве не набелившись. не нарумянившись, ни одна из них не смеет появиться на люди...". Но в доме? "В зеркало взирают и валами (красками) привлекают, мажут лицо и шею, черностью подводят глаза, чтобы видением красоты своей увлечь",— рассуждал автор рукописного сочинения XVII века "Беседы отца с сыном о женской злобе". Замечал, что искусственная красота не для домашних удовольствий. "Обвивают головы нитками жемчуга, в ушах серьги тяжелые, на пальцах кольца нанизаны". Зачем, спрашивается? "Многих огнепальными стрелами ухищряют, видением своим юношей распаляют... Сандалии опрятные носят, но не слышат ни святых книг писания, ни поучения священников...". Равнодушие к богословию тревожило автора меньше, чем расточительность модниц XVII века. "Дома от этой суеты разорение, мужчинам злое погубление... Женские украшения — мужу сухота". Бывает, что жена разоряет дом явно, случается — тайно. Спрашивает тогда муж: "Жена, почему дом наш в великой скудости содержится?" Отвечает: "Это по грехам нашим, господин мой!" Если муж "хотения жены пресекает", изводит его жена. "Нос потупит, зубами скрежещет, плачет день и ночь". Попрекает мужа утратой общественною статуса: "У иных мужей жены ходят красивые и все их чтут, я же, бедная, всеми не знаема и от всех укоряема... Мне бы мужа богатого, было бы у меня добра много". "Жена злая" — "ветер северный, гостиница христопродавцев, совокупденница бесовская, ненасытная похоть...".

Придворный эрудит XVII века Симеон Полоцкий трубил нечто подобное: "Одеяния новые часто умышляет, на свои угодия дом весь источает". Переводя его обличения на современный язык: "Мужу утружденному не дает уснуть, на семейном ложе будет свое гнуть..." Досаждая мужу, жены рассуждают о требованиях престижа: "Иная красней меня одета, ее зело почитают, а меня нет". Были у Симеона доводы забавные: "Ей, неудобно книги читать и в доме хотенья жены исполнять!" "Если в гости пустишь — начинает пить, а оставишь дома — не захочешь жить!"

В культуре XVII века заметно напряжение, столкновение эпох, различных устремлений. Наставления старого времени требовали соблюдать строгую умеренность, мужу с женой сходиться только для продолжения рода, для чего не надо "вапить", подкрашивать лицо, и вешать серьги, — в темноте в рогожке хороша. Но обычай общепринятый требовал терпеливо выносить накрашенное лицо и густо подведенные глаза жены, что вносило душевный разлад. В традиционной культуре возможность интимного общения ограничена до немыслимого предела: нельзя в праздники и в дни поста, нельзя в субботу и в воскресенье. В наиболее строгих наставлениях для супругов в XVII веке сохранялись правила монашеские: "С полом противным не жити, ибо семейная жизнь похоть возбуждает". В средневековом миросозерцании не было различия между телесной любовью и похотью: при пробуждении влечения немедленно появлялся "враг рода человеческого", дьявол, чтобы увлечь возбужденного мужа в пропасть. Современник царя Петра Посошков, рассудительный в делах экономических, но старозаветный в житейских обычаях, указывал: "Аше коя жена, прижавшись, поцелует, беги от нее, яко от  ядовитого змея, дабы не прельстила тебя".

За скромностью склоненных голое — с трудом подавляемые желания и страсти

Однако в сочинениях XVII века заметно нечто новое: не только страх, но одновременно пристальное внимание к женским украшениям и одеждам. Даже моралисты не скрывали подробности эротических переживаний. Автор "Беседы..." неожиданно представил читателям жену страстную и влюбленную. "Такая жена мужу навстречу идет... за руки мужа принимает и одеяние снимает. Словеса льстящие, уста лобзающие..." "Пойди, государь мой, свет моих очей, сладость гортани моей, видеть я без тебя, света моего, не могу... Лицо мое онемело, и сердце окаменело, и когда посмотрю на тебя, света моего, тогда зело возрадуюсь, все тело мое трепещет, и руки ослабевают". Такая со смирением не сидит, вздыхал автор, пляшет и всем телом движется, "руками плещет... голосом поет, одежды многие пременяет и в оконце часто посматривает". "Подобна она блуднице",— очнулся автор.