Влияние на ход истории так называемых критически мыслящих личностей, имена которых можно встретить по преимуществу в трудах отечественных историков, безусловно, велико. Мало кто возьмет на себя смелость отрицать всю значимость влияния личности на ход исторического процесса. Однако влияние этих личностей также обусловлено жесткой причинной связью, которую применительно к нашему случаю можно сформулировать следующим образом: всякое предшествующее явление необходимо подчинить последующему, ибо оно должно быть им объяснено. В приложение к вышесказанному можно привести слова Карла Маркса: «Человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо или, по крайней мере, находятся в процессе становления». То есть независимо от вида процесса, является ли он революционным или эволюционным, решается задача, не выдуманная отдельным «мыслителем» или же целым конгломератом горячих голов, нет, происходит процесс, продиктованный объективностью. В противном случае платоновское «идеальное государство», рассчитанное на 5040 человек, ровным счетом непременно получило бы свое воплощение, но этого не произошло, и мыслитель приписал это всемерной людской испорченности и порочности.
Но дело не только и не столько в несовершенстве человеческой природы, просто на момент провозглашения идеи отсутствовали исторические предпосылки для ее воплощения. Например, появление фашизма в ХХ веке в Германии. Не успел Ф. Ницше выступить со своей ультрановой, скандальной и революционной концепцией «сверхчеловека», как она мгновенно была подхвачена и со всей силой реализована германским обществом. Тем обществом, не изголодавшимся по каким-нибудь новым идеям и готовым сломя голову ринуться за первым же жупелом, нет, но обществом, взлелеянным на непреходящих идеях Канта, Лейбница, Фихте, Шопенгауэра и многих, многих других мыслителей золотого века немецкой философии. А всего-то и нужным оказалось не проповедовать с университетских кафедр вдумчивый нигилизм Шопенгауэра или указывать разуму его границы для проложения пути вере, по Канту. Или же заниматься педантичным разысканием истины, «осознавая долг осознания долга», по Фихте, и не погружаться в гегелевскую философию права, трещавшую по швам от притягивания ее за уши к современному мыслителю, государственному строю. Нет, нужным оказалось не это, а сияющие гневным огнем глаза ницшевского Заратустры, который провозгласил, что Бог умер, и теперь вместо него должен жить сверхчеловек. Нужна была эстетизация волевого порыва человека. Именно эта идея, придя вовремя, тут же нашла и своих воплотителей, и свое достойное воплощение.
Для тех, кого не убеждают философские сентенции и спекулятивные выкладки, хочется предоставить научное обоснование, а именно сослаться как на авторитет, так и апеллировать к трудам виднейших исследователей в области психиатрии и психоанализа, в первую очередь к З. Фрейду и всем его последователям. Они, порой имея разногласия по частным вопросам, всегда сходились в одном: основополагающая причина человеческих действий находится в области бессознательного. А те мотивации, которые доходят до сознательного уровня, являются по преимуществу не более чем рационализациями, которые не отражают всей целокупности картины бытия, так как верхний (сознательный) уровень человеческой психики являет собой лишь инструмент гораздо более объемного бессознательного уровня, он и является истинным режиссером человеческих деяний и стремлений.
Теперь, обозначив свою позицию по отношению к фундаментальным принципам становления исторического процесса, можем направить свой ретроспективный взгляд на историю формирования российской государственности.
Славянские народы той ветви славянства, которые позже стали называться русскими, впервые выходят на всемирно-историческую сцену в VI веке. Именно тогда начинаются их первые систематические отношения с уже развитыми и сформировавшимися государствами того времени и в первую очередь с Византией, на тот момент, безусловно, самой просвещенной и еще достаточно грозной империей. Дикие и разрозненные славянские племена, как и вообще все впервые появляющиеся на всемирноисторической сцене варварские народности, знакомили Византию с собой, постоянно грабя ее, и это было весьма ощутимо для империи ромеев — ее несметные богатства притягивали к себе многих завоевателей.