Знание-сила, 2007 № 07 (961)

14 июля 1989 года в Париже, во время грандиозного празднования двухсотлетия Великой Французской революции, произошло кульминационное событие, которого французы ждали со странным, острым чувством, непонятным многочисленным иностранным гостям. Моя подруга, находившаяся в те минуты на площади Согласия, рассказывала, как сотни тысяч людей, веселящихся на улицах и площадях Парижа, точно следуя за дуновением какого-то ветра, поворачивали головы в сторону Президентского дворца, где собрались главы государств, дипломаты и знаменитости со всего мира. Там происходили основные события национального торжества, произносились речи, вручались ордена, танцевали и веселились.., и внезапно все стихло, середина зала быстро опустела и воцарилась настороженная тишина. Зазвучал вальс: его мягкие робкие звуки не предвещали ничего торжественного. Молодой человек, стройный и симпатичный, подал руку девушке, хорошенькой, смущенной, вывел ее в круг, и они закружились. Журналисты потом писали, что девушка все же сделала над собой усилие, чуть закусив нижнюю губу, прежде чем положить свою руку на плечо юноши. Но было бы даже странно, если бы писчая братия чего- то подобного не усмотрела! Ведь эти юные, мирно танцующие создания, были живым олицетворением одного из самых трагических и спорных событий Великой революции, обострившего ее ход до кровавой гражданской бойни и в течение двух последующих столетий поражавшего воображение людей!

Шарлотта Корде

Жен Поль Марат

Жак Луи Давид. Смерть Марата

О, французы, так умеющие чувствовать свою историю, чем был для вас этот танец ее, праправнучки Жана Поля Марата, и его, внучатого племянника девицы Шарлоты Корде де Армон, «великий подвиг» или «гнусное злодеяние» которой до сих пор заставляет спорщиков сшибаться лбами?! Вы хотели прощения, примирения и общих цветов там, где до сих пор пылали два костра ненависти?!

После вальса молодые люди подошли к Президенту Франции, говорили с мэром Парижа, с кем-то из гостей, а потом... неожиданно (и совсем не по протоколу) исчезли. Сбежали! Возможно, просто — от смущения и назойливости журналистов, а может быть, захотели остаться наедине, как все — юные, красивые, интересные друг другу. Французская пресса еще несколько лет пыталась следить за их судьбой; писали даже, что они помолвлены.

Убийство Марата Шарлотой Корде принадлежит к событиям первого ряда; оно описано во всех учебниках истории. То была трагедия в античном смысле этого слова, поскольку она пробудила новые разрушительные силы революции, обострила политическую борьбу, стимулировала террор, и глубоким шрамом осталась на исторической памяти будущих поколений французов.

Но если бы можно было представить себе эту самую память — некое материальное ее воплощение — то, думаю, вся она оказалась бы буквально испещренной рубцами и шрамами. Это — следы Маленьких трагедий Великой революции, о которых не напишут в учебниках и которыми не озабочены академические историки.

Но случается и им за грозным гулом многотысячных площадей и колоколами набатов расслышать все же то тихую молитву, то чье-то прощание, то детский плач.

Казнь Робеспьера

Первая жертва гильотины

17 апреля 1792 года. Пустой двор парижской тюрьмы Биссетр. Полчаса назад здесь бродили заключенные, но неожиданно им всем велено было разойтись по своим камерам. Во двор въехало две телеги; на одной стояло что-то высокое и прямое, тщательно укрытое холстами. С другой — спрыгнули мастеровые в куртках и красных колпаках и взялись за работу. На середине двора быстро сколотили деревянный помост и установили на него привезенное нечто, состоявшее из двух столбов, перекладины, доски, веревок, рычага и еще какого-то приспособления. И когда плотники, наконец, закончили, вся тюрьма, ахнула: в глаза прильнувшим к окнам камер заключенным тускло блеснуло отточенное, как бритва, лезвие нового механизма для исполнения смертных приговоров, который еще мало кто видел, но все о нем уже слышали и даже успели окрестить «луизеттой». Еще его называли «гильотиной» по имени доктора Гильотена, скромного изобретателя, следовавшего в духе времени гуманному принципу, по которому человеческая рука должна была быть избавлена от позора причинения смерти другому человеку, жертва имела право избежать страданий, а родственники — получить не обезображенное конвульсиями тело. Правда, без головы. Аккуратно отсеченная от тела голова, прикладывалась и тоже выдавалась, отдельно.

Представляю себе, как при виде этого агрегата заключенные тюрьмы Биссетр, среди которых было много воришек и всякой нашкодившей мелкоты, схватились за свои головы, решив, что «луизетту» привезли именно для них! Народец-то сидел трусоватый, ни на что, кроме как вытащить кошелек у зазевавшейся тетки с кучей ребятишек, не способный! Но ужас быстро сменился жгучим любопытством.