Знание-сила, 2008 № 11 (977)

Уже припорошенную снегом, подернутую ледком, желтую, жухлую траву косили косари. Пили чай у огромной скирды. Пасся табун — на снегу, на высоте 1700 метров над уровнем моря. Мы прошлись по ледку. Вон озеро, где ловят уток на манок. Вон «дурда» — шалаш, в котором, посвистывая, сидит охотник и встречает рассвет. Улахан Стхыы — Большая Долина, ласково — поляна.

Великий ландшафт малой родины.

Мы с сожалением покидаем ее и перебираемся из этого рая в другое место. По обледенелым горкам, вверх, вниз, переезжая Тайменевую речку, малюсенькую; «весной тут в разлив танкетка утонула», — подбадривает нас водитель Юмшанов. Осторожноосторожно заходим в воду, вращаются колеса, у-уф! пронесло!

Вот Ыыстах — «копченое». Полуразваленные бараки. Здесь, говорит директор школы, был участок НКВД. Так вот он какой, ГУЛАГ...

Раньше мне не доводилось видеть его воочию. Запросто, вот так, зайти в барак, скрипнув дверью. Странное ощущение. Что-то знакомое, как будто это уже было с тобой в прошлой жизни. Или, не дай Бог, произойдет в будущей?..

Здесь находились украинцы, литовцы, латыши — те, кого называли полицаями, рассказывает Анастасия Николаевна. А власовцы были в Батагае, дед Аркаши Слепцова, Христофор, учился шоферскому делу у власовцев.

Сталинский музей под открытым небом. Тут был огромный гараж, там кузница. Много бараков. «Это не лагерь, скорее «химия»?» — спрашиваю. — «Нет, все равно лагерь, — отвечает директор, — с забором, лагерным поведением.»

И карцером.

Анастасия Николаевна вспоминает. «Когда мне было 11 — 12 лет, в карцер вели две двери. Я заходила, внутри там нары, но я на них не могла сидеть — только согнувшись. Не знаю, как их зимой держали, там, где ребенок не мог выпрямиться? Печек не было. Просто замерзали, околевали.»

Карцер засыпали, чтобы коровы не проваливались.

И вот мы стоим теперь на небольшом холмике. И если не знать, не помнить.

«А в этом доме, — продолжает жутковатую экскурсию школьный директор Горохова, — жил пан Любицкий. Он был вольнонаемным, остался тут после лагеря, работал лесником. Сын священника, поэтому любил жить возле церкви».

Оказывается, и церковь была в ГУЛАГе. Вернее, сам он построен на месте церкви (в ее здании находилась лагерная больница). «Когда я была маленькой, — вспоминает школьный директор, — церковь еще сохранялась целиком, в первоначальном виде, кроме колоколов. Она еще у политзаключенного Худякова упоминалась в 1869 году. Да, а через сто лет, уже после Сталина, в этих гулаговских бараках люди жили».

Я зашел в один. Небольшое помещение с длинными нарами (не знаю, лагерного или послелагерного периода), на стене — кто тут был, есть свежие, кажется, надписи. Хотя сказать наверняка — трудно. Юмшанов рассказывал, как заехали в одно место, тоже лагерь, гараж, а в гараже стоят полуторки тех времен, законсервированные, смазанные маслом, хоть сейчас заводи и трогай.

Эти «полуторки», готовые к работе, у него до сих пор в глазах стоят.

Самое важное в образовании — не в стенах школы, а вокруг, в жизни.

Возвращаемся в деревню и обсуждаем контуры будущего культурнообразовательного центра в Столбах, в нем — Большая Долина, Ыыстах. Педагогика ландшафта и истории, которая сама по себе учит.

Вот был колхоз «Социалистический шаг», вместо лошадей стали выращивать хлеб. Очень хорошо вырос, а осенью посмотрели — густой, только в колосьях зерна нет, одна солома.

Выходцы из этих мест. Строители Беломорканала. Основоположники якутской литературы. Орденоносцы (учившиеся у власовцев — помните? — их фотографии тоже висят в школе).

Типичная история: местный житель не мог выплатить военный налог по продовольствию — попал в заключение, добывал олово. Потом, в другие времена, получил орден «Знак почета». «Его сын играл где-то тут этим орденом, потерял», — вспоминают учителя. «Все мы играли медалями, орденами, а я, — признается директор школы Анастасия Николаевна Горохова, — облигациями государственного займа». — «А как вы их приобретали, облигации?» — «Добровольно-принудительно... Нам нравится, когда нас обманывают», — смеются учителя.

...Экспедиция Беринга, ГУЛАГ, якуты — чего только не намешано на вечной мерзлоте. «Я маленькая была, — рассказывает школьный директор, — целый день слышала: «Дальстрой, Дальстрой...» Мощная была организация. Дома в селах — с зарешеченными окнами, боялись заключенных-уголовников. Старики до сих пор боятся милиции. Может, я не то говорю?..»

«А не пробовали, — допытываемся у столбовых дворянок, — сломать классно-урочную систему, перейти на новые методы обучения?» — «Не-ет, мы вообще боимся», — смеются учителя.

Культурный центр — это не дворец с богатым убранством. Дворец можно построить, а внутри — пусто.

В Якутске в одной президентской школе на двери учительской висит табличка: «Преподавательская». А в школе — холод, отчуждение, и зверское убийство произошло.