Такие механизмы человек сам же и конструирует — и рад им подчиняться даже тогда, когда выражает недовольство их властью над собой (входящее, между прочим, в «культурную программу» отношений с ними). Ругать новейшую моду — тоже своего рода хороший тон, показатель, так сказать, нормального культурного самочувствия. Единственное, чего делать с модой категорически нельзя — это не замечать ее. И ее создатели делают все, чтобы этого не произошло. Похоже, успешно.
Достается от Свендсена и некоторым связанным с модой стереотипам — настолько привычным, что принимаемым за само естество вещей. Они, по меньшей мере, сильно упрощают истину. Во-первых, это представление о том, что мода — своего рода язык (если и язык, пишет Свендсен, то крайне примитивный и очень ограниченный в своих возможностях); во-вторых — о том, что мода распространяется обычно «сверху вниз» — от богатых к бедным (бывает и прямо наоборот); в-третьих — то, что она связана с индивидуальностью, с ее выражением, если даже не прямо с ее созданием (индивидуальность, по Свендсену, нынешний человек благодаря моде, скорее, теряет)...
Увы, к рассуждениям Свендсена о моде примешивается и неизбежное осуждение потребительского общества с его неподлинностью, утратой индивидуальности и тому подобными прискорбными свойствами. Говорю «увы», потому что это осуждение само по себе давно уже превратилось в стереотип, миновав в своем развитии даже стадию моды, в которой оно как тип интеллектуального предприятия, несомненно, было остро интересным. Только было это давно, во времена, по крайней мере, того же Ролана Барта. Нет сомнений, что это можно сделать интересно и сегодня. Однако этого-то как раз Свендсен и не делает, ограничиваясь расхожими упреками обществу потребления.
Но свой смысл есть и в этом. Книга дает нам представление о типовом восприятии сегодняшними мыслящими европейцами и моды со всеми ее условностями, и собственных взаимоотношений с ней. Мода, которую еще Вальтер Беньямин называл «вечным возвращением нового» — неминуемый, даже структурный признак современных западных обществ с их принципиальной, если не сказать — навязчивой потребностью в новизне. Вряд ли западному человеку так уж надо освобождаться от ее власти над собой, тем более, что на этой власти в нынешних обществах держится чрезвычайно многое. Достаточно эту власть просто понять — что они, по мере возможности, и делают.
ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ
Канадские исследователи установили, что чем ближе бегун находится к судье, который дает сигнал на старт из специального пистолета, тем быстрее он реагирует на выстрел и начинает бежать. Исследователи под руководством Дейва Коллинза из университета Альберты в Эдмонте изучали видеозаписи забегов на короткие дистанции на Олимпийских играх 2004 года. Они определили, что у спортсменов, находившихся дальше от судьи, время реакции было существенно ниже, чем у бегунов, занимавших ближние к судье дорожки.
Чтобы подтвердить эти данные, ученые провели ряд экспериментов, в которых приняли участие четыре спортсмена и двенадцать людей со средней физической подготовкой. Добровольцы должны были стартовать со специальной подложки, измеряющей силу, с которой они давили на нее при старте. В качестве сигнала на старт ученые использовали пистолет с регулируемой громкостью выстрела. В случайном порядке они использовали выстрелы громкостью от 80 до 120 децибел. По итогам эксперимента была составлена зависимость скорости реакции и силы движения от громкости звука. Она оказалась такой же, как и у спортсменов на Олимпиаде.
В предыдущих исследованиях было показано, что громкий звук способствует уменьшению времени реакции и увеличению силы движения. Результаты ученых показали, что в случае, если звук вызывает испуг или стресс, время реакции уменьшается еще сильнее.
Авторы работы считают, что их результаты могут иметь практическое значение не только для спорта, но и для медицины. В частности, громкий звук можно использовать для лечения больных паркинсонизмом. Для них характерен так называемый синдром замораживания, когда больной хочет двинуться, но не может. Уменьшение времени реакции, связанное с громким звуком, помогло бы преодолеть «мозговой тормоз».
Татьяна Заславская
Партийная инквизиция
Продолжение. Начало — в «З-С» № 10, 2008.
13 сентября 1983 года состоялось заседание бюро Новосибирского обкома КПСС, в повестке дня которого был вопрос «О крупных недостатках в подготовке работ к публикации и хранении служебных материалов в ИЭиОПП СО АН СССР». В этот день Абел заехал за мной в больницу, и мы направились в обком, как нас просили, к пяти часам вечера. Когда мы приехали, заседание уже шло, но до нашего вопроса дело дошло лишь в девятом часу вечера, когда мы уже совсем истомились. Разумеется, организаторы заседания знали, когда примерно он будет обсуждаться, но сочли нужным подержать нас несколько часов в ожидании, чтобы мы знали свое место. Но по сравнению с самим заседанием это была лишь милая шутка.