Знание-сила, 2009 № 04 (982)

Судя по всему, оно безрадостно. Мировоззрение, которое должно быть сформировано посредством таких учебников, просматривается совершенно определенно. Ученик, усвоивший эти уроки, никогда не усомнится в том, что полезное для государства хорошо и для общества в целом, и для него самого в частности. Ему в голову не должно прийти задаваться вопросом о цене и смысле тех или иных достижений, если государство считает их уместными. Он будет твердо знать, что их критерием является государственная целесообразность и что моральные оценки в данном случае антиисторичны (авторы вообще как-то даже гордятся своим «объективным аморализмом»; чего стоит, например, такая фраза из даниловской «Книги для учителя»: «.следует четко определить, кого мы имеем в виду, говоря о репрессированных. Думается, было бы правильно, если бы здесь появилась формула, в которую будут включены лишь осужденные к смертной казни и расстрелянные лица. Это позволит уйти от спекуляции на этой теме, когда в число жертв репрессий приплюсовывались все, причем не по одному разу (включая тех, кто лишился работы по политическим мотивам, был исключен из комсомола и из партии и т. п.). А опираясь уже на эту большую цифру, люди, не понимающие, о чем идет речь, говорят уже о таком количестве погибших»). Такой ученик будет твердо знать, что Россия — всегда в кольце врагов, что за все негативное, что в ней и с ней происходит, непременно в конечном итоге ответственны внешние враждебные силы (да-да, и нынешний кризис, как мы знаем, пришел из Америки!).

Собственно, люди, уже разделяющие эту философию, активно авторов поддерживают. Не нуждающийся в рекомендациях Михаил Леонтьев с присущей ему в целом и частностях глубиной анализа об этом пишет прямо: «Сам учебник представляет собой добросовестную, хотя и довольно сумбурную попытку осмыслить российскую историю как некий непрерывный и, в конечном итоге, позитивный процесс. Авторов, а тем более пресловутых виртуальных заказчиков, можно обвинить только в одном: в попытке, возможно, несколько поспешной, сформулировать некую позитивную историческую идеологию, не противоречащую фактам и не нуждающуюся в их фальсификации для своего обоснования. Собственно, никаких других задач у государства в области исторического образования нет» («Профиль» № 32 от 01.09.08).

С такими людьми что ни делай — им все божья роса. Обидно только, что и другим — если что — за компанию достанется. Причем в полном соответствии с вышеописанной философией — первым.

Постскриптум: собственно позиция автора

Есть такая вполне человеческая черта: человек не любит вспоминать постыдные эпизоды своего прошлого. Но если не отдавать себе отчет в том, что временами поступал подло, есть шанс подлецом и остаться. А если будешь своей прошлой подлостью гордиться, всячески ее оправдывать и возводить в принцип, останешься наверняка; и не удивляйся потом, что от тебя будут шарахаться и с тобой не захотят иметь дело.

Автор убежден, что это в полной мере касается и общества.

От советского к постсоветскому: старое вино в новых мехах

Александр Гофман

Говорят, прошлое держит нас за горло и не хочет отпускать. Утверждают, что сегодняшний и завтрашний день страны предопределены нашей историей, сложившимися традициями, привычными стратегиями поведения, давно выработанными ценностями. Автор статьи, доктор социологических наук, профессор ГУ ВШЭ и МГИМО, руководитель сектора социологии культуры Института социологии РАН, считает, что сами традиции — предмет выбора и инновационного творчества.

Что происходит в последние 15–20 лет: становление новой системы, отказ от советского строя или же его фасадное обновление, консервация и реставрация?

Вот несколько основных позиций, одновременно исследовательских и социально-политических.

Постсоветская Россия радикально порвала с советской социокультурной системой и стремится к дооктябрьским ценностям России, «которую мы потеряли» и которую выбирают по-разному: петровская или допетровская Русь, православие, царизм, ценности Февральской революции и т. д. Советский строй — нарушение «естественного» и «нормального» течения российской истории, разрыв с предыдущей историей страны и (или) мира.

Поэтому «разрыв с этим разрывом» означает возвращение: а) к «нормальному» ходу этой истории и (или) б) к «нормальному» ходу европейской истории. Инновационность тут сочетается с традиционализмом «позавчерашнего дня», что было усилено очередной попыткой десталинизации эпохи перестройки. Такая позиция преобладала в России с конца 80-х до конца 90-х годов.