Знание-сила, 2009 № 06 (984)

Лучшие умы России принимали участие в развитии и обосновании каждого из этих политических преданий. Обзор и анализ их многовековой борьбы тоже содержатся в трилогии. Но это не отстраненный анализ, это — страстный спор с мертвыми и живыми идеологами нашей политической отсталости, с властителями наших дум. В частности, и о роли церкви в этой борьбе тоже сказано в трилогии немало. Причем честного и важного, такого, что должно было бы заставить современных историков церкви серьезно задуматься над ее ответственностью за вековую трагедию России.

В какой фазе траектории нашего «маятника» мы сейчас находимся и как не допустить фатальных последствий этого губительного колебания? Есть ли у нас, вопреки всему, основания для оптимизма? Есть.

Вот одно из них. Ведь такими же колебаниями исторического «маятника» пронизано и прошлое Германии. И все-таки сумела Германия, чья холопская традиция столь же далеко уходит в глубь веков, как и в России, преодолеть ее, хоть и очень дорогой ценой, освободиться от произвола власти. О цене, заплаченной Россией за выпадения из европейских традиций, тоже говорится в книгах Янова.

Оптимизм внушает и то, что даже моря человеческой крови, пролитые властью от Грозного до Сталина, не смогли искоренить в России ее почвенную европейско-договорную традицию вольных дружинников. Потому именно не смогли, что укоренена она в отечественном предании ничуть не меньше, чем ее холопская соперница.

Из века в век — от Андрея Курбского до Андрея Сахарова — неизменно поднимала она голову даже в самый разгар очередного торжества поголовного холопства. И это главное — живое — доказательство того, что можем мы, несмотря на все, надеяться: наступит время, когда внуков наших будут не бояться, а уважать. И гордиться станут они не числом часовых поясов на своей территории, но, как сегодняшние немцы, победой над произволом власти. И как следствие — достатком, безопасностью и продолжительностью жизни. Вот в чем убедила меня трилогия Янова.

И пусть не пугают вас объем томов и глубь веков. Книги написаны так интересно, так страстно и ярко, что читаются на одном дыхании. Уж поверьте мне, читателю с большим стажем, пусть и с техническим образованием. И главное, они дышат надеждой, которая так нам сейчас нужна.

Куракина Татьяна Сергеевна, Москва.

ЗАМЕТКИ ОБОЗРЕВАТЕЛЯ

Мир на пороге новой технической революции

Александр Волков

…Превращая субботний день в очередную потерю, тратя его на надоевшую уборку, приятно подумать о том, что со временем нам больше не придется ни пылесосить полы, ни протирать книжные полки. Этим займутся роботы, а если, расположившись на диване, их хорошенько — четко поставленным голосом — попросить, они еще и газету принесут из прихожей, и сок достанут из холодильника.

И буду я отдыхать, как Билл Гейтс.

По мнению основателя компании «Майкрософт», в ведущих промышленных странах уже в следующем десятилетии роботы появятся в каждом домашнем хозяйстве; они возьмут на себя всю грязную, нудную работу, проникнут во все сферы жизни. Робототехника находится сейчас на пороге революции, наподобие той, что произошла в сфере производства компьютеров на рубеже 1970–1980-х годов. Как и тогда, в этой отрасли пока нет единых стандартов, программ. Всякий раз конструкторы разрабатывают робота, все его узлы, полностью, от начала до конца. Машины получаются медлительными, неуклюжими. С такими «механическими помощниками», кажется, хлопот не оберешься.

Многим читателям нашего журнала, которым довелось в означенные годы работать в советских НИИ или учиться в институте, памятны громадные шкафы, занимавшие целые комнаты. Эти горы металла, получавшие информацию посредством перфокарт, звались «электронными вычислительными машинами». Прошло полтора десятилетия, и их компактный аналог — клавиатура, монитор, дисковод — занял место в любом офисе, а затем — едва ли не в каждой квартире (и все больше семей, у которых дома имеются несколько персональных компьютеров и ноутбуков). Что же случилось?

«Был создан удобный язык программирования, который оказался совместим с самыми разными компьютерными системами и отличался четкостью и простотой. Это привлекало к программированию все больше людей, и вскоре была преодолена критическая масса, — вспоминает Гейтс. — Когда начинали, мы могли только мечтать о том, чтобы у каждого на столе, в любом доме, появился свой компьютер».