В России первую операцию под эфирным наркозом провел Федор Иноземцев 7 февраля 1847 года, то есть меньше чем через четыре месяца после Мортона и Уоррена. Спустя десять дней знаменитый хирург Николай Пирогов под общим наркозом удалил молочную железу у 30летней женщины. Это была, по сути, первая операция под общим обезболиванием у онкологического больного в России. С этого момента началось триумфальное шествие наркоза по миру.
Для общего наркоза сегодня используются современные препараты и сложные приборы. Но по большому счету общий принцип погружения в «химический сон» остался тем же, что и полтора века назад. Попытки создать концептуально иной наркоз пока успехом не увенчались.
КНИЖНЫЙ МАГАЗИН
«Кто такие мы, которые должны что-то сделать?»
Жан-Франсуа Лиотар (1924–1998) — один из ведущих представителей философии, осмысливающей ситуацию постмодерна. Тем не менее его труды известны отечественному читателю меньше, чем работы Фуко, Барта, Деррида, Делеза, даже Славоя Жижека и Алена Бадью. До сих пор у нас были опубликованы только «Состояние постмодерна» и «Хайдеггер и евреи». Самые важные его труды — «Дискурс, фигура» (1971), «Языческие наставления» (1977), «Лишь игры» (1979), «Раздор» («Differend», 1983), «Лекции по аналитике возвышенного» (1991) еще ждут своего часа.
В такой ситуации выход небольшой книги «Постмодерн в изложении для детей» в переводе Алексея Гараджи и Виктора Лапицкого (письма 2 и 9), изданной институтом Русская антропологическая школа (РГГУ), оказывается очень уместным. Книга представляет собой сборник из десяти писем, адресованных детям друзей Лиотара, и может служить удачным введением в его философию, предваряющим знакомство с классическими трудами французского мыслителя.
Заглавие книги может ввести в заблуждение. Однако «для детей» не означает, что книга написана в жанре руководств и гидов «для чайников» или пособий типа «Деррида за 60 минут» для нерадивых студентов. Несмотря на бесхитростность изложения, Лиотар ориентируется на совершенно противоположную категорию читателей.
Концепт «ребенка» занимает в философии Лиотара важное место и предполагает особые стратегии прочтения. «Ребенок» у него — не возрастная категория. Лиотар ищет «детство вне детства», как особое состояние души, которое возможно найти скорее у 35-летнего человека, чем у 18-летнего, и скорее за рамками учебного курса, чем внутри него. Со времен Протагора и Платона детство — чудовище философии, ум, который не дан, а только возможен, который нужно еще воспитать и преобразовать (особенно такая позиция была сильна в эпоху Просвещения). Для Лиотара же детство актуально. Оно — акт философии, разворачивающийся здесь и сейчас, расположенность «к терпению, анамнезу, необходимости начинать снова». Такое детство преодолевает парадокс воспитания, зафиксированный в третьем тезисе Маркса о Фейербахе: если мы делим общество на воспитуемых и воспитателей, то кто же в таком случае воспитал воспитателей?
Такая ясность, ориентация на просвещение в подлинном смысле, предохраняет от многих заблуждений и недоразумений, которые связаны с Лиотаром как философом-иррационалистом, пессимистом и циником и с его расхожими концептами — такими, как «постмодерн», «макронарративы» и т. д. Философия Лиотара оказывается вписанной в традицию критического рационализма, прежде всего — Канта, немецкой классической и постклассической философии.
Другое дело, что «детский» взгляд автора позволяет увидеть, что многим современным (в широком смысле) институтам (будь то образованию, науке или политике) очень недостает обоснованности и критической продуманности. Позволяет он и наметить места для сопротивления как террорам, базирующимся на макронарративах освобождения («больших повествований», повествующих о построении в будущем технологического рая или коммунистического строя, которые легитимизируют типы власти, существующие в современном обществе), так и тоталитаризмам всех видов, апеллирующим к квазиархаическому истоку, мифам о некотором начале, предках-арийцах, побуждающих потомков к великим свершениям (кстати, и то, и другое во многом смыкаются друг с другом в двусмысленной идее «народа»). Равным образом он дает возможность сопротивляться и капитализму, который для своего воспроизведения нуждается в социальном либерализме, но навязывает необходимость всеобщего обмена, уничтожающего уникальность единичных событий.