Знание-сила, 2009 № 07 (985)

В июне 1936 года читатели теперь уже хорошо знакомого нам журнала Nature были приятно удивлены. Фредерик Содди, известнейший английский химик, незадолго до того получивший Нобелевскую премию за открытие изотопов, на этот раз порадовал ученый мир поэмой, состоявшей из трех стансов. Она называлась «The Kiss Precise» — в вольном переводе «Поцелуй по расчету» — и первый ее станс звучал в моем представлении так:

Когда к устам прильнут уста,
Быть может, голова пуста.
Но если вдруг четыре круга
Решат поцеловать друг друга,
То лишь геометра расчет
Их к поцелую приведет.
Вариантов два, любой неплох:
Все три в одном, один средь трех.
Коль три в одном, то изнутри
К гиганту тянутся они.
Но и средь трех он рад вполне:
Три поцелуя — все извне.

В следующем стансе прославленный химик в том же поэтическом стиле сообщает выведенную им формулу: «Удвоенная сумма квадратов обратных радиусов равна квадрату их суммы». Формула пригодна для обоих случаев, просто когда большой круг охватывает три меньших, величину радиуса надо брать со знаком минус — Содди и это сумел зарифмовать в своих математических виршах. А в последней части своего «Поцелуя по расчету» он перешел от кругов к сферам. Выяснилось, что в пространственном целовальном обряде участников уже не четыре, а пять, и, чтобы они могли коснуться друг друга, им надо, говоря презренной прозой, подчиниться требованиям формулы: «утроенная сумма квадратов обратных радиусов равна квадрату их суммы».

Неоднократно упоминавшийся журнал Nature, заложивший начала изучения геометрических поцелуев, всегда был известен своей серьезностью. Серьезностью даже в шутках. Напечатав в июньском номере стансы Содди о целующихся кругах и сферах, редакция посчитала, что вопрос освещен недостаточно фундаментально, и вскоре, в декабре того же 1936 года, опубликовала еще одно стихотворное произведение того же автора, посвященное той же теме, — The Hexlet, Шестерелье, опять-таки в весьма вольном переводе, в смысле «ожерелье, состоящее из шести частей».

Фредерик Содди не был ни единственным, ни первым, ни последним ученым, кто пытался изложить свои научные идеи в стихотворной форме. Например, Галилео Галилей писал сонеты одиннадцатисложным стихом, terza rima, как Данте свою «Божественную комедию». Один из них, названный «Загадка», говорит о кометах и его ошибочной гипотезе, что они суть не более, чем оптические иллюзии, возникающие в земной атмосфере. Джордано Бруно предварил свой философский трактат «О причине, начале и едином» пятью стихотворениями, а другой своей работе, приведшей его на костер инквизиции, «О бесконечности, вселенной и множественности миров», предпослал три сонета. Михайло Ломоносов тоже многие свои научные труды излагал в стихах — у всех на памяти его строчка из «Письма о пользе стекла»: «Неправо о вещах те думают, Шувалов, которые стекло чтут ниже минералов». Менее известны его поэтические обобщения естественнонаучных теорий того времени «Утреннее размышление о божием величестве» и «Вечернее размышление о божием величестве при случае великого северного сияния». Поэтому тот, кто станет писать свои научно-популярные статьи и книги в стихах, окажется в хорошей компании.

Кроме того, поэтическая форма таких работ сделает их незабываемыми. Жаль только, что мы не говорим и не пишем по-итальянски, на языке, включающем в себя всего семь гласных звуков, так что рифма рождается безо всяких усилий и порой непроизвольно даже в обычной повседневной речи. Впрочем, существует нечто поважнее рифмы, иначе никто не писал бы верлибром — белым стихом. Это ритм фраз — очень короткие или очень длинные предложения, призванные подчеркнуть и выделить особую значимость некоторых частностей или красоту неких мыслей и высказываний.

Но отчего мы вообще столь чувствительны к таким эфемерным вещам, как Красота и изящество музыки, танца, пения, живописи, скульптуры, ювелирных украшений, цветов и иных проявлений? Не раз уже говорилось, что в конечном итоге все в людском поведении, ощущениях, в том, что мы любим или ненавидим, может быть объяснено с позиций эволюции нашего вида, то есть как некий приспособительный механизм для того, чтобы увеличить шансы на его выживание. Но, как сформулировал свой коварный вопрос один мудрый автор, «романтические подарки не расширяют перспективы выживания женщины в той мере, в какой они опустошают банковский счет мужчины, отчего же тогда мужчина стремится делать их и в первую очередь почему женщины так падки на эти подарки?»