— Методики разработаны и опробованы уже на протяжении тысячелетий, — парировал Цифирон, не отрываясь от листа бумаги. — Напряженность за последние несколько лет выросла в полтора раза, вероятность полномасштабной войны приблизилась к отметке в семьдесят пять процентов, уровень религиозности и набожности упал до двадцати пяти процентов. Подавляющее большинство верующих приходится на традиционные религии племен, пребывающих в состоянии каменного века, удаленных от очагов цивилизации. В разрезе же цивилизационных групп, уровень набожности и готовности жертвовать собой ради Его Святости снижается год от года… Коэффициент корреляции между развитием существующих цивилизаций и падением веры равен девяносто восемь процентам…
— Это все хорошо, — прервал один из бесов, ни слова не понявший из сказанного. — Что из этого следует?
— Все предельно просто! — ответил ему нимбоносный Симон. — Мир катится ко всем чертям! — шутка понравилась присутствующим, и если бы не присутствие Его Святости, как всегда безэмоционального, то смех бы залил помещение.
— Это понятно, — присутствие здесь Гидивула, куратора сразу с полсотни проектов, в которых он понимал не более, чем в человеческих душах, объяснялось квотой того, чье имя не упоминается. Полная некомпетентность Гидивула в каких бы то ни было вопросах в полной мере компенсировалась его агрессивной натурой и абсолютной лояльностью тому, чье имя не упоминается. — Кто виноват? И что делать? — высокомерно бросил он.
— Ситуация зашла в тупик, — тем временем продолжал очкарик-Цифи-рон. — Все последние наши мероприятия носили больше косметический характер и их эффективность ниже любой критики, — взоры присутствующих сразу же устремились в сторону креативщиков, вжавшихся в кресла.
— Я бы не стал так критично относиться к работе креативного бюро, — вступился за них Моргул, куратор их проектов и теперь новый муж Жарин. — Парни не раз выручали нас, выдавая на гора идеи, менявшие мир и духовность в значительной мере… Думаю, у них и сейчас припасено нечто… Это так, Залибванг? Я прав, Алавур?
— Я вынужден настаивать на том, — Гидивул встал, — что мы зашли в тупик, и все попытки решить эту проблему как-то иначе, чем полной очисткой, приведет только к продолжению агонии. — Речь была столь не похожа на то, как излагал свои мысли косноязычный Гидивул, что у большинства присутствующих стали круглыми глаза и даже отвисли рты. Залибванг всем своим нутром ощутил, что говорит сейчас не глупый и продажный демон, а Сам, чье имя… Преображение Гидивула было столь значительным, что даже Его Святость напрягся, пристально рассматривая оратора, выискивая знакомые ему черты.
— Любое промедление — смерти подобно, — меж тем продолжал демон. — Я настаиваю на перезагрузке, очистке Земли от цивилизации, ввержение человечества в первобытный хаос и уже на основе этого построение нового общества, в котором будут отсутствовать те самые пороки, о которых…
— До боли знакомые мысли! — наконец подал голос Его Святость, и все присутствующие напряглись. В помещении запахло озоном и жареным. — Я думаю, следующим предложением будет изменение структуры существующих институтов, допуск к управлению значительного числа демонов и разделение власти с сами знаете с кем?!
— Я о другом! — ссутулился Гидивул, потрясая головой. Присутствие силы, контролировавшей его до того, исчезло, и он не понимал, отчего взоры присутствующих здесь устремлены в его сторону и выражают нечто недоброе.
Сверкнула молния, зал заполнил грохот грома, и пышная шевелюра Гильдивула превратилась в оплавленный клок пакли.
— Я, я… — не понимал он. — Я же только… — опустился он на место, даже не притрагиваясь к испускающим тонкие клубящиеся струйки дыма волосам.
— Впредь подобное будет пресекаться исключением из Совета и изгнанием провинившегося на Землю! — пояснил справедливый громовержец, не объясняя, как водится, мотивацию своего поступка. Быть одержимым пред Его Очами случалось и ранее, но угроза ссылки на Землю, к людям, в их богом забытый мир, к грязи, к борьбе за существование, к копошащимся в бесполезных телодвижениях людишкам… Такое могло напугать кого угодно. И раз уж то было угрозой Его Святости, то ни обсуждению, ни обжалованию не подлежало.