Знатная полонянка

– А если я буду плохой… матушкой?

– Значит, и им будет плохо. Так что ты уж постарайся.

– Постараюсь, – сказала она серьёзно.

И вправду старалась. Она вообще всегда держала данное слово. Стала дотошно вникать в хозяйственные дела и вдруг обнаружила, что сам князь ими почти не занимается. Поручил следить за хозяйством сразу двум людям: ключнику и конюшему. И получилось, что каждый из двоих занимался одним и тем же, а потому зачастую отдавали челяди разноречивые указы. Челядь, как в таких случаях и бывает, выбрала для себя путь полегче – не слушала ни того, ни другого.

С супругом Ингрид решила говорить об этом осторожно.

– Не велика ли княжеская дружина, муж мой? Хватает в ней воинов, али лишние люди есть?

– Хоть и не бабьего ума это дело, а скажу тебе, – улыбнулся князь. Не то что не велика, а по иным меркам так и вовсе мала. У моего батюшки, да и у твоего – не в пример больше.

– Выходит, каждый дружинник на счету?

– Ты права, Инушка, каждый!

Впервые Всеволод назвал её так. И не в супружеской постели, в обычной беседе. Сказал между прочим, а сердце Ингрид заколотилось в груди, застучало – ей предстоял, однако, ещё долгий путь к душе супруга. Она даже помедлила высказывать надуманное: вдруг осерчает, отринет её от себя…

Но Ингрид всегда была упорной и привыкла всякое дело доводить до конца.

– Вот я и хочу, Всеволод Мстиславич, тебе ещё одного дружинника подарить.

– И где ты его возьмёшь? – приятно удивился он.

– В твоих палатах княжеских… Глиной его зовут.

– Моего ключника?

– Твоего ключника.

– А чем он тебе не угодил? Может, обидел, так скажи, у меня расправа с невежливыми слугами короткая. Холопа плетьми отходят, будет знать своё место!

– Ничем он меня не обидел, – успокоила расходившегося мужа княгиня.

– Тогда не понимаю. Княжескому хозяйству как быть без ключника?

– Я буду ключником.

– Сама княгиня – ключница?

– Зачем ключница. Хозяйка.

– Хозяйка? – Всеволод растерянно замолчал. – Ты хочешь быть хозяйкой над всем этим?

Он обвел рукой княжеское подворье, так хорошо видное с высокого крыльца, на котором супруги стояли. Огромное, широко раскинувшееся, богатое даже на первый взгляд…

– Этого нельзя сделать? – спросила Ингрид, не зная, как истолковать замешательство мужа.

– Зачем? Разве мало у нас челяди? Только слово скажи – побегут, всё исполнят…

– Исполнят. Но ведь я могу за этим приглядывать? Разве плохо знать обо всём самой?

"Везет мне на жен особых, на других непохожих. Одна все по полям носилась, воевать мечтала. Другая готова челядь со двора отправить, самой делами заняться".

Так думал Всеволод, с новым интересом вглядываясь в серьезное лицо жены. А Ингрид тоже размышляла.

"Странные люди – русские. Собственное хозяйство слугам доверяют. На что мачеха у меня знатного рода была, а не чуралась и в погреб заглянуть, и к риге пройтись. Всегда знала, что где лежит и сколько… Неужели лучше целыми днями спать да из-за стола не вылезать, чтобы подобно боярыне Сивокоз напоминать пивную бочку?"

Всеволод знал, что есть боярыни, богатые и знатные, которые своё хозяйство ведут сами, но чтобы княгиня… Не осудят ли его бояре?

Ингрид не стала бы настаивать, если бы накануне не познакомилась с боярыней Милонегой, женщиной умной и властной, незаметно взявшей жену князя под своё покровительство, осторожно объясняя ей то, что литовка не всегда могла знать. И на вопрос княгини, есть ли у неё ключник, расхохоталась:

– Есть, матушка, как не быть! Только не ключник, а ключница. Она ходит со мной в кладовую или к амбару и открывает замки, какие я укажу. Они-то порой тугие бывают, что же мне свои белы руки попусту ломать. А ежели ты насчёт того, чтобы догляд за хозяйством холопам в руки отдавать, так ни в жисть! Кто же станет беречь да приумножать не своё? Конечно, есть верные слуги, которые для хозяев стараются, а только лучше тебя самой никто не присмотрит!

Ингрид успокоилась. И попросила у Милонеги разрешения походить к ней, поучиться, как хозяйство вести. Та было сперва растерялась, а потом повеселела:

– Что ж, матушка, приходи. Может, князьям и у бояр есть чему поучиться…

Княгиня услышала в её голосе некую недосказанность, но справедливо рассудила, что в одночасье она со всем не разберётся. А пока будет присматриваться да приглядываться.

Позже она поняла, что ничего заковыристого в словах Милонеги не было. Бояре издавна ворчали, что князь больше слушает своих дворян, забывая, что бояре всегда князю верой-правдой служили.

Ингрид не просто с хозяйством знакомилась, а и челядь поближе узнавала. Появились у неё свои любимцы – те, с кем не чувствовала она себя более чужестранкой, но почитаемой госпожой.

За этими её знакомствами Всеволод следил не без пристрастия.

– Себя со слугами не теряй, – строго говорил он. – Повелевай, а не проси. Челядь не любит слабых господ. Будет тебе в глаза льстить, насторожись. Неладное чуй. Али худое задумали, али нерадивость свою хотят скрыть. Жаждут, чтобы ты до них унизилась, опростилась, тогда уже и не разберёшь, кто слуга, а кто хозяин…