Знатная полонянка

Когда плов был готов, на траве расстелили скатерть и выложили его на серебряное блюдо аппетитной горкой. Сбоку Аслан положил огромный пучок зелени. Кто что высматривал для себя в чужих землях, Аслан первым делом заглядывал в огород.

Анастасия давно приучилась есть руками. И если первое время её желудок бунтовал против непривычной жирной пищи, то теперь она и к этому привыкла.

Глядя, как маленький Владимир ест плов из рук отца, она лишь улыбалась. И больше не вспоминала о том, что Аваджи ему неродной отец, а себя ощущала обычной женщиной Востока, которая не хочет в своей жизни хоть что-нибудь менять.

– Как приятно глазам созерцать такую отрадную картину! – раздался позади них насквозь фальшивый слащавый голос.

По темному загорелому лицу Аваджи разлилась бледность.

– Чего тебе, Бучек? – спросил он, не оборачиваясь, так и не донеся до рта сына щепоть с пловом, отчего тот, приоткрыв рот, удивленно уставился на отца.

– Хан желает видеть своего лучшего сотника! – нарочито бодро проговорил нукер, упиваясь ужасом на лицах женщин и сурово сведенными бровями Аслана.

Немного осталось жить этому здоровяку! Какой всё же умный Бучек! Он не только нашел себе работу по вкусу, но и приобрел такую длинную руку, что может карать своих недругов, не пачкая собственных рук!

– Передай, сейчас приду! – Аваджи наконец дал плов сыну.

– Хан очень ждёт! – почти по-женски хихикнул Бучек и исчез.

Тури-хан вовсе не высказывал желания видеть Аваджи немедленно, но его любимец не мог пройти мимо этих счастливых людей, которых он собирался погубить, не испортив им настроения.

– Ну, вот и всё! – ни к кому не обращаясь, проговорил Аваджи.

– Как это всё? – встрепенулась Анастасия. Одно дело, самой плыть по течению, не обращая внимания на жизнь вокруг, и совсем другое дело, когда овечью покорность проявляет твой муж, умный и сильный мужчина. – А как же я? А дети?

Аваджи перевел на жену растерянный взгляд. Даже на мгновение забыл о своих огорчениях. Впервые он видел свою мягкую нежную Ану по-настоящему разгневанной.

– Почему ты кричишь? Разве я тебя чем-нибудь обидел?

– Обидел, – тихо сказала она, судорожно вздыхая, чтобы не разрыдаться. – Обидел. Потому, что в трудную минуту подумал о себе, а не о нас!

– А как я подумал о себе? – нахмурился Аваджи. – Решил убежать и спрятаться?

– Нет, ты понял, что хан пошлёт тебя на смертельно опасное дело, и решил покориться.

– А разве можно этого избежать? – смутился Аваджи. Ана была права: совсем недавно он читал ей притчу о том, что не стоит покорством уподобляться старому ишаку, а сам тут же решил покориться…

– Похоже, Тури-хан своего добивается, – насмешливо проговорил Аслан, переведя взгляд с Аваджи на его жену. – Наше счастье светлейшему как кость в горле, так давайте пойдём ему навстречу, переругаемся между собой!

Аваджи ошеломленно посмотрел на друга.

– А откуда ты это знаешь?

– То, что хан нам завидует? Разве юз-баши не должен разбираться в людях?

– Но хан… он же не обычный нукер.

– Он – хуже! Потому что пользуется властью, дарованной ему его богами, не во благо людям, а во вред… Одна надежда, что у нас есть ещё время.

Но времени не оказалось.

Глава тридцать вторая

Всеволод терпеливо ждал, когда его вторая жена забеременеет, но проходили дни, а семя князя никак не хотело завязываться в лоне бывшей литовской княжны.

"Слишком холодно было в отцовском замке! – с горечью размышляла Ингрид. – Всё, что делает женщину матерью, во мне, наверное, вымерзло".

Но князь Всеволод был не из тех, кто смиряется с неудачей. Потому он опять подумал о Прозоре.

О ней в Лебедяни болтали всякое. Объявилась спустя пятнадцать лет, когда её давно считали мертвой.

– Да та ли это Софья? – судачили кумушки. – Разве не сгорела она в избе с малолетними детьми? Кто поверит, что она и Прозора – одно лицо? Не чародейка ли, что навела на Лозу затмение? Да и тиуну, небось, она дорогу отвела. Побывал Грек в какой-нибудь чаще дремучей, а казалось, что в Холмах.

– Зачем же ей такое колдовство? – сомневались недоверчивые. – Какой у неё интерес тиуна с толку сбивать.

– Ведьмы свой интерес имеют, любому пакость сделать. Кому ни попадя! Просто так!

Правда, в таких рассуждениях имелся недостаток: епископ Нифонт приезжал в Холмы с чудотворной иконой, от которой нечистая сила прочь бежит.

Прозора же к Нифонту под благословение подошла вместе со всеми, крест целовала и на саму чудотворную крестилась.

Князь от этих разговоров почувствовал смятение и прежде поговорил с врачом Арсением. Тот сказал:

– Я нахожу твою жену здоровой и к деторождению способной.

– В чем же тогда дело?

– То мне неведомо, – покачал головой арамейский врач. – Есть ещё в природе тайны, медицине неоткрытые. В Индии я видел людей, которые много дней проводят без пищи и воды. Лежат на досках, утыканных гвоздями, ходят по раскаленным угольям…

Арсений с князем сидели в людской и пили холодный квас – на дворе стояла жара.

– Раз ты, Арсений, говоришь, что медицина знает не все, то не посоветуешь ли отвезти Ингрид к знахарке? Али сие напрасно?

– Я встречал знахарей, коим удавалось то, чего не могли врачи.