Знатная полонянка

Но великий багатур, кажется, не собирался долго ждать. Лучники продолжали обстреливать стены, в то время как движение на подступах к городу не прекращалось. Монголы и вправду тащили с собой лестницы.

– Сколько дружинников ты одновременно держишь на стенах?

Лоза недаром спрашивает. Старый вояка что-то придумал! Взгляд князя загорелся надеждой.

– Пожалуй, четвертая часть от всего войска стоит.

– Человек пятьдесят поставь цепочкой – пусть подают наверх ведра с водой. Будем обливать стены и земляную насыпь. Согласись, на ледяную гору куда труднее лезть.

– Но у мунгалов – лучники.

– Скоро они нам будут не страшны. Разве ты не чувствуешь, как крепчает ветер?

– Хочешь сказать, они больше не смогут прицельно стрелять?

– Уверен. Вон и их главный поворачивает коня…

Монголы вроде от города отошли. Разбушевался ветер – убрались лучники, но движение в самом стане не прекращалось. Скорчившись за выступом стены, дружинники пытались укрыться от пронизывающего северного ветра.

– Матерь божья! – вскричал вдруг один из дозорных.

Картина, открывшаяся глазам осажденных, пугала своим размахом. По направлению к городу ползла вереница телег. Согнанные с близлежащих деревень крестьяне теперь правили телегами, доверху нагруженными… землей!

Телег было много. Очень много. И каждую телегу сопровождали конные монголы. У рва возницы брали лопаты и сгружали землю в ров. Замешкавшихся монголы хлестали бичами.

Одна за другой телеги разгружались и отправлялись в обратный путь. Великий Джурмагун, несомненно, был выдающимся человеком. И он не собирался, кажется, выпускать Лебедянь из своих цепких пальцев.

Глава пятьдесят четвертая

Надивившись красотой уруски, Нурбий с Хазретом сунули её в мешок. Им удалось выполнить наказ воеводы, добыть пленницу бесшумно, не привлекая ничьего внимания.

Некоторое время разведчики ещё таились, низко пригибались к земле, но когда миновали поле и вышли на опушку рощицы, дальше пошли не скрываясь.

О своей ноше как о женщине они не думали. Не потому, что были равнодушны к женской красоте, а потому, что привыкли не заглядываться на то, что принадлежать им не могло.

Нурбий и Хазрет пользовались особым доверием великого багатура и потому могли обращаться прямо к его личному нукеру Бавлашу.

По его знаку они внесли свою ношу в шатер и положили на ковер. Что делать дальше – дело великого Джурмагуна.

А воевода наблюдал за повозками, которые тянулись к Лебедяни, и довольно улыбался: урусы сожгли деревья, которыми он завалил проклятый ров. Сожгли стенобитные орудия. Интересно, что они сделают с землей? А покорять города Джурмагуну случалось и с помощью одних лестниц – вот тогда урусы узнают всю силу его гнева!

Он спрыгнул с лошади, которую тут же увёл в тихое место, закрытое от злого северного ветра, один из его тургаудов, и шагнул в теплое нутро своего шатра. Верный Бавлаш уже разжег жаровню, чтобы господин мог погреться и отдохнуть в тепле.

– Разведчики вернулись? – спросил Джурмагун, сбрасывая на руки нукеру теплый, подбитый мехом лисы чапан.

– Вернулись.

Как и сам воевода, Бавлаш был немногословен.

– Языка привели?

– Принесли.

Джурмагуну показалось, что по губам нукера скользнула еле заметная усмешка.

– Где он?

На этот раз Джурмагун удостоился лишь красноречивого взгляда – какую ещё нечисть оставили эти двое ненормальных в его шатре, на любимом ковре?!

Его вдруг охватила странная робость. Он не поспешил к мешку, как сделал бы прежде, а медлил, попивая поданный Бавлашем кумыс. Снял теплые сапоги и сунул ноги в легкие ичиги.

– Бавлаш! – негромко позвал он. – Сними мешок.

Верный нукер сдернул мешок, вынул, как понял его хозяин, кляп и отошёл в сторону, давая ему посмотреть.

Перед Джурмагуном лежала женщина, при одном взгляде на которую душа его будто рухнула вниз живота, и теперь на её прежнем месте ощущался холодок.

– Они не слишком её придушили? – спросил он, чтобы хоть звуком своего голоса сбросить с себя оцепенение.

– Дышит, – коротко ответил Бавлаш.

И вправду, аккуратные полушария её грудей слегка приподнимались.

Пленница ещё не открыла глаз, но Джурмагун уже знал, что будут они какого-то невероятного цвета, какого он никогда прежде не видел. Или не обращал внимания.

Верный Бавлаш неслышно покинул шатер, но он не заметил ухода своего нукера. Женщина лежала перед ним, неловко изогнувшись, и Джурмагун не сразу сообразил, что у неё до сих пор связаны руки. Он поспешно развязал веревки и стал растирать посиневшие запястья.

Никто бы не узнал в нем сейчас прежнего решительного, мужественного полководца, с лицом, на котором не находили отпечатка никакие страсти. Оно казалось выжженным из особо прочной глины, вытесанным из самого крепкого камня. Оно наводило ужас на врагов своей бесчувственностью.

Теперь Джурмагун выглядел как мальчик, впервые оставленный наедине с женщиной. Он ничего не помнил, ни о чем не думал, только сторожил чуть заметный трепет её густых пушистых ресниц. Вот сейчас она поднимет их, и случится чудо!

Спроси сейчас кто-нибудь у него, что с ним происходит, он ответил бы невразумительно:

– Колдовство!