Знатная полонянка

Всеволод не рассказывал ей о том, что Анастасия попала в плен, нося под сердцем его ребенка. Ингрид потихоньку разузнала об этом от своих дворовых, которые не считали тайной то, о чём и так знал весь город.

Советы знахарки Прозоры не пропали даром: князь с княгиней стали находить особую прелесть в обладании друг другом без ограничений и запретов. Ингрид стеснялась говорить об этом своему духовному пастырю, который уверял, что муж с женой должны сходиться только для зачатия ребёнка, и что плотская радость греховна.

Но ведь был же момент, когда Всеволод заколебался и даже ходил к Анастасии, хотя Ингрид думала, что привязала его к себе навеки.

Странные эти мужчины! Только что он умирает от счастья рядом с тобой, и вот уже согласен бежать к другой… Но ничего, она все равно своего добьётся! Ингрид сделает так, чтобы её муж не думал и не мечтал ни о какой другой женщине, кроме нее.

Теперь же Ингрид тосковала по мужу. Так не вовремя разбуженная чувственность давала о себе знать. Она не считалась с тем, что город в осаде, что его не сегодня-завтра могут взять монголы, что может погибнуть Всеволод, так же, как и она сама. Она хотела, чтобы побыстрее пришел муж, заключил её в жаркие объятия, – теперь и слепой увидел бы, что каждый раз он покидает её всё с большей неохотой…

Утром Всеволод поднялся потихоньку, чтобы не разбудить спящую Ингрид. И то сказать, совсем мало удалось поспать ей сегодня. Он-то привычен, случалось, и по двое суток не спать, когда шла война. Он даже чувствовал некоторую свою вину – жена ждёт ребёнка, а он всё не может от неё оторваться. Всё берёт, и берёт податливое жаркое тело, сам раскаляясь от этого пламени…

Но пора, пожалуй, убрать из глаз это воспоминание о бессонной ночи. Небось к дружине идёт, не к дворовым девкам…

Рядом шагавший Глина искоса поглядывал на князя, как он стирает с лица блаженную улыбку и привычно хмурит брови, готовясь к серьезному дню. Да уж, правителю Лебедяни было, о чём подумать.

Лицо Кряжа, старшины дружинников, который уже ждал князя у караульной, светилось торжеством. Он сделал знак одному из своих воинов, и тот вытолкнул из маленькой кладовой, пристроенной возле караульни, где дружинники хранили всякий хлам, боярина… Чернегу!

– Как же вы взяли-то его? – подивился Всеволод.

– Решили у нехристей поучиться. Сколотили пару лестниц да через ограду перелезли. Челядь закрыли в людской, чтоб не мешались под ногами, а двери в девичий терем снаружи бревном подперли…

Как оказалось, Чернега сидел в трапезной вместе с двумя своими соратниками, не пожелавшими бросить товарища в опале, как считали они. Они как раз пеняли Чернеге, что он напрасно выступает против князя.

– Чего тебе вздумалось на старости лет в посадники лезть? – спрашивал один из друзей боярин Быстродел. – Сидишь теперь как волк, собаками загнанный. До распрей ли, коли басурманы у ворот? Все обиды надо позабыть да на защиту города поспешить…

– Верно говоришь, боярин Быстродел, – с ходу вмешался в разговор вошедший в залу вместе с дружинниками Лоза; ему лезть по лестнице не пришлось, те, что перелезли в боярский двор, открыли двери остальным. – Не нам, старым воинам, княжескую власть свергать. А уж нехристей в товарищи звать – и вовсе подлость великая…

– Ты говори, да не заговаривайся! – Быстродел вскочил из-за стола и схватился за рукоятку огромного, похожего на маленький меч кинжала. – Я ведь не посмотрю, что с тобой дружинники. Заставлю за поклеп ответить!

– И кого посмел обидеть наговором? – поддержал его другой сотрапезник боярин Коваль. – Чернега ещё батюшке Всеволода, князю Мстиславу верно служил.

– Наговором? – изумился вошедший следом за Лозой Кряж. – А не скажете ли мне, добрые люди, чей это холоп на воротах висит?

Он сделал предупреждающий жест дружинникам, которые направились было к сидящему за столом Чернеге.

– Скажем! То холоп, решивший по своему глупому разумению за боярина опального вступиться, – проговорил Быстродел. – Так нешто за него князь Всеволод почтенному боярину мстить станет?

И Кряж, и Лоза, и дружинники все ещё таращились на бояр, не осознавая боярского возмущения: за кого они вступаются?! Лоза быстрее других сообразил, что товарищи Чернеги попросту не знают всей правды.

– Что ж ты, боярин, с друзьями планами не поделился? – насмешливо спросил он. – И про связь с немецким рыцарем им не рассказал. И про то, как холопа своего послал княжеских дозорных отравить да мунгалам городские ворота открыть…

– Нет! – прорычал Быстродел, меняясь в лице; он продолжал с надеждой вглядываться в глаза Чернеги, которые тот упорно теперь отводил. – Андрей! Мы же с тобой с молодечества вместе. Ты же русич! Не мог ты своих братьев под татарскую саблю подвести!

Боярин Коваль отступил прочь, с ужасом глядя на Чернегу.

– Лоза, – почти умоляюще произнес он, – ты же не веришь, что Чернега…

– Не верил бы, – жёстко вымолвил тот, да своими глазами видел, как холоп Скрыня, отравленный его хозяином квас пил. И умер на глазах всей дружины.