Зной прошлого

…Наши товарищи по заключению давно заснули. Усталость одолела желание узнать, о чем мы там шепчемся в углу. В камере наступила тишина. Лишь изредка с верхних этажей доносились к нам в подвал крики пьянствующих жандармов. Только на другой день мы узнали, что поводом для затянувшегося далеко за полночь банкета послужил арест нескольких партизан.

На следующее утро первым спустился в камеру поручик в очках. В руках он держал кусок черного, как земля, хлеба, который партизаны ухитрялись выпекать прямо в горах.

— Если бы не схватили вас вовремя, — начал он, — пришлось бы вам довольствоваться таким хлебом. Кто из вас хочет отведать? А ну-ка, давай ты. — Поручик схватил за руку ближайшего к нему арестованного и принялся с силой запихивать ему в рот принесенный хлеб.

— Ничего, что черный, зато вкусный, — ответил ему тот, проглотив с подчеркнутым удовольствием кусок хлеба.

Поручик побледнел как полотно. Очки затряслись у него на носу. Он явно растерялся и не знал, как ему поступить в подобной ситуации. Зло оглядев каждого из нас, он прошипел сквозь зубы:

— Мерзавцы!

Затем, бросив на пол оставшийся у него в руках кусок хлеба и растоптав его сапогами, поручик распорядился:

— Караульный, сегодня этим негодяям никакой пищи не давать. Запрещаю! После обеда привезут пойманных партизан, пусть они тогда и накормят их.

Но все это произошло на следующее утро. А сейчас в камере установилась тревожная тишина, все наши товарищи по заключению уснули, и лишь мы вдвоем продолжали бодрствовать. Одолевавшая меня дремота бесследно исчезла. Рассказ Будева приоткрывал передо мной все новые страницы его трагической судьбы. Я ни на секунду не усомнился в его искренности и жалел лишь о том, что не познакомился с ним раньше.

— Устал, наверное? — шепотом спросил меня Райо. — Ну да ничего, слушай дальше. А то боюсь, что не успею досказать до конца. Сам знаешь, для нас, смертников, самое опасное время — после полуночи.

— Да о чем ты говоришь? Разве не видишь, что жандармы напились и спят. Уверен, что этой ночью ничего не случится. И не только этой. Красная Армия уже близко. Вместе встретим ее.

Впервые с начала разговора Райо открыто посмотрел мне в глаза. Затем широко улыбнулся, положил мне руку на плечо и дружески привлек к себе:

— Веришь мне?

— Верю! Рассказывай дальше.

— Вскоре призвали меня из запаса в армию. Жене своей я сразу заявил: «Винтовку против партизан не подниму». Ну а она тут же рассказала об этом своим родителям. Отец ее набросился на меня с руганью: «Я тебя, голодранца, в дом свой взял, а ты его теперь очернить собрался. Сию же минуту донесу на тебя властям». А мать жены принялась ее успокаивать: «Да на что он тебе сдался с таким лицом? Найдем тебе мужа и красивого и богатого. А этот что с собой принес? Кирку и лопату, да и те чужие». Что было делать? Встал я и пошел прочь из этого дома. Жена в рев, бросилась ко мне, но я ее оттолкнул. Хотела она меня проводить, да я не позволил. Так и ушел на ночь глядя в том, в чем был. Только пустой солдатский вещмешок прихватил с собой. Погода в тот день была хуже некуда: дождь проливной с самого утра лил. Не успел я выйти за околицу, как промок до нитки. Решил вернуться, просить прощения. Подхожу к дому, смотрю — темно. Никто меня не ждал. Злость меня взяла, повернулся и зашагал в город.

Неожиданно Будев замолк. Затем пододвинулся поближе к стене и спросил:

— Куришь?

— Пробовал несколько раз, с тех пор как сюда попал.

— Вот и я не курильщик, но иногда хочется подымить.

Райо достал сигарету, и мы выкурили ее, затягиваясь по очереди. Затем он продолжил: