Зной прошлого

Для всех, кто в течение тех двух дней пытался узнать что-либо о Яне, она бесследно исчезла. Все это время ее держали под строгой охраной в мрачном и темном подвале в доме руководителя жандармского сыска Косю Владева. Память возвращала Яну к различным эпизодам ее наполненной революционной борьбой жизни. Она улыбалась, вспоминая своих соратников по борьбе и одержанные ими победы. Горечь наполняла ее сердце, когда она думала о павших товарищах, о Николае…

Так, с улыбкой и мукой, она ждала уже близкую развязку…

Ирина

Жителей Оризаре по-прежнему продолжала волновать судьба Яны Лысковой. Одни утверждали, что она брошена в тюрьму, другие, опустив глаза, уверяли, что Яна убита. Но все это были лишь догадки, правда стала известна лишь после победы революции.

Как-то утром в село прибежал совершенно выбившийся из сил полевой сторож Димитр Илиев. По его бледному лицу сразу можно было догадаться, что случилось что-то ужасное. Не обращая внимания на тревожные взгляды встречных и не отвечая на вопросы любопытных, он торопливо зашагал к сельской управе. Все, кто попадались Илиеву на пути, невольно устремлялись вслед за ним, так что вскоре на площади возле управы собралась целая толпа жителей села. Там их уже поджидал сельский кмет, которому не терпелось услышать новость.

— В Чиликовском лесу, — начал полевой сторож, — своими глазами видел…

— Что видел-то? — нетерпеливо перебил кмет.

— Ужас такой, что не приведи господь. Женщина там зарезанная…

— Какая женщина? Кто такая? — наперебой посыпались вопросы.

— Партизанка, наверное… Тело ее лежит на пригорке у дороги, что ведет в село Плазовец, а голова внизу, возле речки, на пальто…

— Уж не Яна ли? — сдавленным голосом спросил кто-то, и все замерли, ожидая ответа.

— Нет, не Яна, другая девушка, совсем молоденькая…

Старший полицейский тут же связался по телефону со своим начальством, со штабом жандармерии и с командирами дислоцированных в районе войсковых подразделений. Как оказалось, о случившемся никому ничего не было известно. Приказано было немедленно направить в Чиликовский лес комиссию из представителей местной власти. Часа через два отрезанная голова партизанки была доставлена в сельскую управу, а ее тело сразу отнесли на кладбище.

— Скорее всего, эта девушка из Каблешково, — предположил кто-то из присутствующих.

— Туда ее и отвезем — так распорядилась полиция, — откликнулся кмет.

В который раз за последние месяцы сердца жителей Каблешково сжались от нестерпимой боли. Казалось, им давно пора бы уже притерпеться и молча сносить жестокие удары судьбы. Пережили они уже расстрелы партизан и поджоги домов, видели, как вели через село их сыновей, избитых до полусмерти, окровавленных, в разодранной одежде, но не сдавшихся и сохранивших мужество. И вот по приказу властей все взрослое население Каблешково вновь было собрано на той самой площади, где был сражен жандармскими пулями бай Вылчан. На этот раз, чтобы опознать убитую партизанку. Отрезанная голова была выставлена для обозрения на крыльце сельской управы. Легкий ветерок тихо шевелил каштановые локоны. Рядом с крыльцом стояли полицейские, готовые в любой момент пустить в ход оружие. Собравшиеся на площади люди, понурив головы, молчали. Безмолвствовали и матери отважных девушек, сражавшихся в партизанском отряде. Нет, они вовсе не успокоились, не признав в убитой партизанке своих дочерей. Просто все их слезы давно уже были выплаканы, а постоянные страдания приучили сдерживать свои чувства на людях. Стояли в толпе и тетушки Илийка и Вылчаница, которые не раз укрывали в своих домах партизан. Из всех присутствующих, пожалуй, только они признали убитую партизанку. Взгляды их незаметно для окружающих встретились, но лишь на мгновение, успев тем не менее сказать друг другу то, что остальным знать не следовало.

…— Ты почему не пишешь об Ирине? — спросила меня как-то раз ее боевая подруга. — Разве она того не заслуживает?

— Ты должен написать о ней, понимаешь, должен, — убеждал меня кто-то другой.

— Нельзя делить героев на своих и чужих, — настаивал варненский товарищ. — Да, Ирина из Варны, но она боролась и погибла в Бургасском краю. Ты пишешь о ее павших товарищах, — значит, должен писать и о ней.

— Категорически не согласен, что ее гибель связана с какими-то особыми обстоятельствами, — заявил мне один из партизанских ятаков. — Как и остальные, она пала, сраженная вражескими пулями. Запомни это.

Долгое время я не мог взяться за перо, пока наконец шаг за шагом не проследил весь короткий и светлый жизненный путь павшей героини.

…В Варне все ее знали как Сийку. В Бургасе ее стали звать Ириной. Свое новое имя она получила уже в первый вечер, когда товарищи привели ее в тайник, устроенный в доме бая Илии. Тогда она спела свою любимую песню «Цветущая весна». Когда песня закончилась, Чавдар шепнул Михаилу Дойчеву:

— Она красивая, как Ирина.

— Какая Ирина? — удивлено взглянул на товарища политкомиссар.

— Та самая, из песни, — улыбнулся Чавдар.