Зодчие

— Сгину, а своих не выдам!

— Эх, Никита, досупротивничаешь до беды! Царю Ивану Казань не взять, уйдет восвояси…

— Того не будет! — гневно вскричал Булат. — Поди прочь, змея!

Никиту вызвал управитель. Маленький горбун набросился на старика:

— Проклятый раб! Осмеливаешься противиться приказу самого Музафара-муллы!

Джафар ударил Никиту по лицу. Старик покачнулся:

— Смерти не боюсь!

— Врешь, хитрый старик! Убивать не стану, нам знающий строитель нужен. Мы тебя заставим работать!

— Несбыточное дело! — твердо возразил Булат — Противу своих не пойду!

— В зиндан его!

Никиту, избитого, бросили в подземную тюрьму. Сторожить поставили кривого чуваша Ахвана.

Вечером к зиндану пробралась Дуня. Худощавый, обтрепанный Ахван зашептал сердито:

— Эй, девка, зачем пришла? Мне из-за тебя голову долой!

Дуня протянула Ахвану монетку. Чуваш отрицательно покачал головой:

— Ай-ай, щедрая девка, знаешь, чем бедного невольника ублаготворить! Только я у тебя деньги не возьму. Говори скорее: что надо?

Девушка быстро заговорила:

— Я знаю, тебе приказано дедыньку бить и голодом морить. А ты не бей… и вот… отдашь ему! — Она сунула Ахвану узелок с едой.

— Ой-ой! — сморщился сторож. — Узнает Джафар-мирза…

— А как он узнает? Ты скажешь, или я скажу, или дедушка скажет?

— Хо-хо! Хитрая девка!.. Наверно, догадалась, что я татарам подневольный слуга…

На гнилую солому к ногам Никиты упал узелок с хлебом и сушеными фруктами. Удивленный пленник посмотрел вверх. Оттуда сверкал единственный глаз Ахвана.

— Ешь, внучка принесла! Платок спрячь…

Управитель часто наведывался в темницу.

— Поддается урус? — спрашивал он Ахвана.

— Нет, мирза. Старик, как кремень, крепкий. Я его бил-бил, руки отколотил!

— Голодом моришь?

— Морю, мирза! Даю хлеба, сколько ты приказал: одну крошку. Может, совсем не давать?

— Тогда сдохнет! Я его переупрямлю: пойдет к нам стены крепить!

Иногда управитель сам спускался в подвал, хлестал Никиту плетью; тот молчал, стиснув зубы. Разозленный Джафар убегал, а чуваш, ухмыляясь, мазал раны старика бараньим салом.

Когда Дуня, улучив время, прибегала к Булату, он говорил скорбно:

— Ох, дочка, наживешь со мной беды! Лих, все наши дела откроются — плохо тебе придется.

— Ничего, дедынька! Я проворная, я тут все уголки знаю. Спрячусь!

— Уходи, уходи, девка! — вмешивался кривой Ахван. — Оно хоть и все в руках аллаха, но и божьему терпению бывает конец.

Дни проходили за днями, а тюрьма не могла сломить упорства Булата. Он был крепок, как сталь, имя которой носил Никита.

Глава XII Тайник

Русские отрезали татарам доступ к речке Казанке, но те не терпели недостатка в воде.

Осаждающим удалось узнать от перебежчиков, что в левом берегу Казанки выкопан тайник: каменный свод над родником, вытекающим из ската горы и впадающим в речку. К роднику вел под городской стеной подземный ход из Муралеевой башни.

Царь, обрадованный важным известием, приказал подрыться под тайник и взорвать его.

Выродков призвал начальника строителей Голована и приказал:

— Будешь подкапываться под водяной тайник. Нам каждый день и час дорог. Наказ тебе, Андрей, один: людей бери сколько хочешь, а работу сделать быстро!

Осматривать местность пошли трое: Голован, Аким Груздь и казак Филимон, накануне лишившийся коня в битве с Япанчой.

Андрей шел и смотрел на волосатое разбойничье лицо Филимона: в нем чудилось что-то знакомое. У Голована была необыкновенная память художника на лица: кого он хоть раз видел, никогда не забывал.

Перебирая воспоминания, Голован радостно вздрогнул: перед его глазами встал жаркий день, тополевый пух, как снег летящий в воздухе, черное воронье над облезлыми луковками церквей Спасо-Мирожского монастыря и два монаха, поносящие друг друга скверными словами…

— Отец Ферапонт! — крикнул он внезапно.

— Ась? — испуганно отозвался казак, потом опомнился: — Это ты мне? Меня Филимоном кличут.

Голован насмешливо улыбнулся:

— Забыл отца Паисия, кружку, из коей серебро пропало?

Беглый монах зашептал умоляюще:

— Молчи! Меня в монастырь упрячут! А мне охота с неверными подраться…

— Не выдам. Как в войско попал?

— Долгая песня, — пробурчал мужик. — Как сбег я из чернецов, пришлось разное испытать… Дивлюсь, как признал меня?

— Я с каменщиками был, когда тебя собирались на чепь посадить.

— Ну и память! Ты, сделай милость, кличь, как все, Филимоном. Меня так до монашества звали… А ты, добрый человек, — поклонился он Акиму, — тоже попридержи язык.

— Мне болтать не к чему, — отозвался Груздь.

За разговорами подошли к месту, где находился под землей водяной тайник. Голован убедился, что удобнее начинать подкоп из каменного здания, занятого казаками. Это была торговая баня.

— Из мыльни начнем подкоп, — доложил строитель Выродкову. — Земля окрест размокла от непрестанного тока воды из мыльни. Изнутри станем копать, а землю выносить через задние двери. Со стен не видно будет.