Русские отступали. Седой ратник с усилием волок раненого сына; к нему подоспели на помощь другие. Демид Жук, олончанин Лука, казак Ничипор, Нечай и еще несколько ратников, пятясь, сдерживали напирающих татар. Свистели татарские стрелы, но огонь догорал, тьма снова крыла землю… Жука стрела ударила в грудь, но в его шубе была вшита железная пластина, и стрела отскочила. Еще двое были ранены, прежде чем стрелы перестали настигать отходящих.
Погоня отстала.
Двое стрельцов остались лежать под стенами крепости, несколько раненых тащились с помощью товарищей. Татары потеряли втрое больше.
— Кто там? — раздался голос из тьмы.
— Эвося! — язвительно отозвался Лука. — Своих не спознал?
— Тайное слово говори!
— Дай поближе подойтить! Что я, заору тебе на весь белый свет? — Сердитый подошел к дозорному, молвил тихо: — «Меч государев!»
— Проходи!
Шли к лагерю, гордые успехом.
— Васька, спусти татарина!
— Зачем?
— Да ведь тяжело тащить!
— Еще одного давай, и то снесу!
Голова и оставшиеся товарищи встретили своих радостно. Пожалели погибших, но на войне горевать некогда. Всеобщее внимание обратилось на пленника. Хорошо одетому татарину в чужом стане было не по себе, он оглядывался со страхом и ждал смерти.
— Молодцы, молодцы! — радостно говорил голова. — Скоро обернули дело — и часу не промешкали. А ты, — обратился он к пленнику по-татарски, — думаешь, тебе башку снимем?
— На все воля аллаха…
— Так вот, друг: коли полезен будешь, башка твоя на плечах останется. Утром отведем тебя к воеводе. Спи, коли можешь.
Скоро в русском стане водворилась тишина.
Так проходили боевые ночи под Казанью.
Глава XIV
Никита Булат у Едигера
Ветры с севера приволакивали снежные тучи. По ночам морозило, лужи покрывались коркой льда. Утром белый иней устилал землю, деревья, палатки, землянки и шалаши воинов, богатый царский шатер, крытый дорогой парчой.
Предводители мятежных казанцев ждали прихода зимы с надеждой, понимая, что Казань не выдержит долгой осады. Народ роптал: люди погибали от голода и дурной воды во множестве.
Муллы призывали народ к терпению и напоминали верующим:
— В рамазан[164] не едят же по целым дням!
— Зато ночью едят! — возражали раздраженные слушатели.
— Ночью спать надо, а не есть! — вывертывались хитрые муллы. — А кто терпеть не хочет, ступайте к урусам: там с вас с живых кожу сдерут — боярские седла обтягивать!
Но в народе шел слух, что урусы обращаются с перебежчиками совсем не так сурово, как твердят муллы и беки. Русские старались доказать это осажденным. Пленников выпускали под самые стены, и они бодро орали:
— Эй, люди! Сдавайтесь московскому царю! Он справедливый, он щедрый, пленных не бьет, хорошо кормит!
Со стен отвечали:
— Уходите, собаки, изменники! Стрелять будем!
— Урусы не побили, а вы бить собираетесь?
— Голова предателя не должна оставаться на его плечах!
— Снимите, если можете!..
Камай-мурза часто появлялся под стенами и тоже уговаривал сложить оружие, обещая милость русского царя.
— Этот Камай, должно быть, заговорен, — завистливо твердили голодные казанцы: — его и стрелы не берут. Молодец, вовремя к урусам убежал!
— Краснобородым хорошо, — летал шепоюк: — они запасли еду.
— И запасать нечего: у них во дворах живой махан[165] ржет…
— Махан!.. У-уй… — Собеседники облизывали пересохшие губы.
Нишану Джафару-мирзе пришла хитрая, как ему показалось, мысль. Никита Булат не соглашался работать на татар — значит, надо использовать его по-другому.
Джафар-мирза приказал привести Никиту из тюрьмы. Булат явился в сопровождении Ахвана, изнеможенный, страшно похудевший, но по-прежнему крепкий духом.
— Держишься, старик? — удивился управитель и неожиданно добавил: — На волю хочешь?
— Кто же отказывается от воли!
— Мы тебя отпустим.
— Из тюрьмы освободите? — спросил Булат.
— Из Казани выпустим, к своим пойдешь!
— Наверно, неспроста такая милость?
Джафар-мирза понял не сразу:
— Что ты сказал, старик?.. А, ты хочешь знать, что должен за это сделать? Немного. Ты хоть и в зиндане, а знаешь, что ваши город взять не могут. И никогда не возьмут: только новые тысячи и тысячи трупов уложат под нашими стенами. А зачем? Жизнь человека — дар аллаха, и бесцельно отдавать ее — грех…
— Сладко поёшь, — не удержался Никита. — Не верится мне, что тебе русских жалко стало!
Джафар-мирза продолжал, не слушая старика:
— Мы тебя выпустим во время вылазки. Скажешь, что удалось убежать. Пойдешь к царю Ивану и посоветуешь бросить осаду…
— Царь Иван только и ждет моего совета! — усмехнулся Булат.
— Ладно, не советуй, — согласился Джафар. — Просто скажи: «Сильна Казань! Много в Казани храбрых воинов, бесчисленны запасы оружия, на два года хватит пищи. Источник воды подорвали порохом, а у них другие есть…»
— И ты веришь, что я это скажу царю?
— Слово дашь — поверю! — серьезно ответил управитель.
— Жаль, я не обманщик, — молвил Никита. — Если б я обещания рушил так легко, как вы, казанцы, я б десять клятв дал, а царю Ивану Васильевичу сказал бы: «Не уходи от города, государь! Изнемогает Казань, и близок ее конец. Со славой заканчивай великое дело, государь!»