Золя

Многие события романа переданы через восприятие их Морисом, которого Золя сделал центральным персонажем своего произведения. Морис ушел на войну добровольцем. Его подхватила волна националистических чувств, призыв идти на Берлин, но при первых же поражениях и трудностях порыв этот сменился отчаянием. В отличие от Жана, Лорана, Оноре он воспринимает войну осложненно. Проявляя мужество и терпение, Морис болезненно реагирует на происходящие вокруг события, чувствуя свое бессилие повлиять на их ход. Расслабленный интеллигент, он одинаково страдает и от физического и от духовного изнеможения. «Нервный, как женщина, подточенный болезнью эпохи, он претерпевал исторический и социальный кризис своего поколения, способен был каждый миг и на благороднейший подвиг и на самое жалкое малодушие». Морис считает войну неизбежным злом, злом, обусловленным законами природы, — «он пришел к такому заключению с той поры, как воспринял эволюционные идеи». Мы знаем уже, что Золя разделял эту точку зрения. Однако в устах Мориса рассуждения о войне не так уж категоричны. Во всех его поступках и мыслях столько неопределенного, рефлекторного, что читателю не приходит в голову отождествлять Мориса и автора.

Несколько страниц романа Золя посвятил Парижской коммуне. В представлении писателя Парижская коммуна — результат обманутой любви к отечеству, которая, «напрасно воспламенив души, превращается в слепую потребность мщения и разрушения». Истинный смысл Коммуны, историческое ее значение остались для Золя недоступны. Тем не менее он сочувственно изображает борьбу рабочих, осуждая действия версальцев. Его поражало желание буржуазных историков фальсифицировать события. В статье «Французская революция в книге Тэна» Золя писал: «Политическая тревога слишком просвечивает из-под научной методы. Тэн, несмотря на свою кажущуюся холодность аналитика, проявляет страсть консерватора, которого Коммуна привела в негодование и устрашила».

Глава тридцать вторая

«Ругон-Маккары» утомили Золя. Теперь он все чаще говорит об этом: «Мне безумно хочется скорее разделаться с «Ругон-Маккарами» [16], «Конечно, я начинаю уставать от моей серии» [17], «Ах, как хотелось бы уже покончить с этими тремя последними книгами!» [18]. Так бывает в конце пути. Человек прошел многие километры и не чувствовал усталости. Но вот цель близка, а ноги вдруг деревенеют, голова кружится, хочется отдохнуть. Что-то подобное чувствовал Золя, когда до финиша оставалось три романа. С выходом «Разгрома» он вздохнул свободнее. Роман являлся, в сущности, финалом серии. Когда-то Золя сказал, что падение империи дало ему естественную рамку для всего произведения. Это было действительно так. И все же труд нельзя считать завершенным. Нужен еще один роман, который подвел бы итоги «биологической истории одной семьи». Такой роман докажет читателю, что все двадцать томов серии вершились по плану, в отличие от Бальзака, который только на середине пути решил объединить разрозненные произведения. И герой романа уже придуман. Ученый-физиолог, он, как и Золя, следил все это время за сложным развитием двух ответвлений одной семьи. Это будет Клод Бернар, волей романиста вплетенный в события эпопеи. Естественно, что у него другое имя — не Клод, а Паскаль — сын Пьера Ругона. Редкое исключение в семье, алчущей вожделений, Паскаль подавил в себе порочные склонности, порожденные дурной наследственностью. Активность, напористость Ругонов он направил на благо человечества. Паскаль — исключение, подтверждающее правило, и вместе с тем доказательство того, что с фатализмом наследственности можно бороться. Итак, это будет Клод Бернар, но в обличии Паскаля: «Я выведу ученого… Этого ученого я, очевидно, постараюсь написать с Клода Бернара, пользуясь его бумагами, письмами… Я покажу ученого, женатого на женщине с устаревшими взглядами, ханже, которая уничтожает все, что он создает» [19]. Впервые Паскаль появился в «Карьере Ругонов», потом промелькнул в «Проступке аббата Муре», в начальном генеалогическом древе и в предисловии к «Странице любви». Без «Доктора Паскаля» не могло быть и речи о завершении всего труда. Золя говорил: «Надо, чтобы эта последняя книга серии «Ругон-Маккары» была связана с предыдущими… Чтобы произведение в целом походило на свернувшуюся в кольцо змею, которая кусает себя за хвост» [20].