Неожиданный прилив молодости постепенно исчезал, и тот же Эдмон Гонкур не замедлил отметить это в своем «Дневнике»: «Золя жаловался на недомогание, внутренние боли, грудную жабу — на болезни, от которых он страдал в первые дни знакомства с Флобером. Он считает, что с сердцем у него плохо, и, как только закончит книгу, пойдет советоваться с врачом».
«Доктор Паскаль»! Произведение не из лучших в серии. Но оно было действительно необходимо. И не только потому, что здесь подводились итоги прошлому, но и потому, что оно было обращено к настоящему. Намерение сделать героем романа Клода Бернара было отброшено. Вместо сварливой и недалекой жены ученого появилась молоденькая Клотильда, племянница доктора Паскаля. Нет сомнений, что Золя вложил в это произведение много личного, и это подтверждается надписью на экземпляре книги, подаренной Жанне Розеро: «Моей горячо любимой Жанне, моей Клотильде, которая принесла мне в дар царственное великолепие своей молодости и вернула мне мои тридцать лет…»
Лирическая тема романа не удалась Золя. Желая опоэтизировать запоздалую любовь Паскаля к юной Клотильде, он использует библейскую легенду о царе Давиде и Ависаги и пытается оправдать союз мудрой старости и жизнеутверждающей юности. Описание этой любви побудило писателя обратиться к возвышенному и торжественному языку библии, что только усугубило искусственность лирических сцен романа. Осуждая Золя за стремление возвысить чувства престарелого Паскаля к Клотильде, А. П. Чехов писал: «Дурно, что это извращение он называет любовью». Но не будем слишком придирчивы и поблагодарим Золя за то, что он счел возможным не в дневниках и письмах, а в этом последнем романе серии кое-что поведать нам о своей любви к Жанне. Это было в какой-то мере самооправданием, как заметил зять писателя — Морис Ле Блон. И действительно, в голосе Паскаля мы часто слышим голос самого Золя.
Несомненный интерес представляют те страницы романа, на которых Паскаль — Золя рассуждает о теории наследственности. В течение долгих лет доктор Паскаль собирает данные о своих предках, ближайших и дальних родственниках, следит за жизнью отдельных представителей семьи Ругонов и Маккаров, делает выводы о закономерности их индивидуальных судеб. Золя не раз доставалось от критиков за преувеличение биологических факторов в жизни человека. Критики были правы, но следует все же сказать, что идея Золя была не так уж глупа. Последующее развитие науки, нынешнее ее состояние дают нам право говорить о роли наследственности в жизни людей, о ее влиянии на формирование характера человека. А если так, то художник вправе исследовать и эту тему, учитывать наследственность при создании образов своих героев. К сожалению, уровень науки в ту эпоху невольно приводил писателя к упрощению проблемы и некоторой ее вульгаризации.
Важно и другое. Золя никогда не сбрасывал со счетов роль среды. В «Докторе Паскале» ее влияние всячески подтверждается. Как выясняет Паскаль, поступки людей объясняются не только наследственностью: «Жизнь на каждом шагу опровергала эту теорию. Наследственность, вместо того чтобы стать сходством, была лишь стремлением к этому сходству, ограниченным средой и обстановкой». Таким образом, законы наследственности не так уж фатальны для человека, он может им противостоять, и в этом ему помогает среда. Замечание весьма важное для понимания биологического замысла эпопеи Золя.
Несколько страниц «Доктора Паскаля» посвящены краткому изложению содержания «Ругон-Маккаров». Особый интерес представляет итоговая характеристика социального плана произведения:
«Здесь и подлинная история — империя, основанная на крови… Здесь и целый курс социальных наук, мелкая и крупная торговля, проституция, преступления, земля, деньги, буржуазия, народ — тот, что живет в клоаках предместий, и тот, что восстает в крупных промышленных центрах, — это усиливающееся наступление властительного социализма, таящего в зародыше новую эпоху…
Здесь все: прекрасное и отвратительное, грубое и возвышенное, цветы и грязь, рыдания, смех, весь поток жизни, безостановочно влекущий человечество».