Золя

Внешне ничто здесь не изменилось, но Золя ощущает щемящую пустоту в этом уголке художников. Эдмон очень ласково принял Эмиля, и оба сразу же решили не касаться тяжелых воспоминаний. Свое сочувствие Золя вложил во взгляд, которым он сопроводил долгое рукопожатие. О войне тоже было сказано всего несколько слов. За завтраком Эдмон подробно расспрашивал о работе над «Ругон-Маккарами». Золя охотно отвечал, но старался быть как можно сдержаннее, всячески отодвигая свою фигуру на задний план. «После скрупулезнейшего анализа чувств в «Госпоже Бовари» и ювелирных произведений Гонкуров на долю молодых ничего не осталось». И, уже совсем принижая значение своей работы, он добавил: «Воздействовать на читателя можно только количеством томов, грандиозностью творческого замысла».

Посещение Гонкура было последним напоминанием о днях былой мирной жизни, когда творчество заслоняло все другие события: 2 сентября разразилась седанская катастрофа. Незадачливый император, всеми презираемый Баденге подписал капитуляцию и сдался в плен пруссакам. 4 сентября была провозглашена республика и образовано правительство национальной обороны во главе с генералом Трошю. Начинались самые тяжелые для Франции дни. Золя еще раньше был освобожден от военной службы, как сын вдовы. Теперь же, когда он решил вступить в Национальную гвардию, выяснилось, что с такой, как у него, близорукостью воевать нельзя. Ему отказали.

Последнее время Габриэль чувствует себя не совсем хорошо. Первая узнала об этом мать. Пришлось обратиться к врачам, и те посоветовали юг. Им и дела нет, что идет война, что пруссаки рвутся к Парижу. Впрочем, сам Золя объясняет недомогания Габриэль тяжелыми переживаниями последних дней. Он так и написал Гонкуру: «Жена столь напугана, что я считаю нужным держать ее вдали от событий. Я ее сопровождаю. Если смогу возвратиться через несколько дней, тогда снова примусь за свою почту. Какая ужасная вещь война!».

Золя думал, что поездка на юг займет всего несколько дней, но вышло по-другому. Париж оказался в кольце, связь с ним почти прервалась, правительство переехало в Бордо.

7 сентября Золя с женой и матерью отправился в Марсель. Не мог он оставить и своего любимца — пса Бертрана. Переезд был тяжелым. Многие парижане в эти дни покидали столицу, пробираясь на юг. Поезда шли медленно, нарушая расписание. Вагоны были набиты до отказа. Измученные и подавленные, прибыли они в Марсель, не зная, что ждет их в этом шумном портовом городе. Но Марсель улыбался, представляя собой полный контраст смятенному Парижу. Он был многолюднее, чем обычно, и жизнь в нем продолжала идти своим чередом. На мгновение могло показаться, что город не разделяет тягот, выпавших на долю Франции, ничего не знает и не ведает о войне и проигранных сражениях. Но это только казалось. Отзвуки войны донеслись и сюда. По улицам, как в первые дни войны в Париже, проходило много военных. В некоторых зданиях на скорую руку устроили лазареты для раненых, местные газеты быта заполнены самыми разноречивыми сообщениями о положениях на фронтах. Но настроение у марсельцев было хорошее. Через неделю Золя вполне освоился с новым своим положением, и его буквально распирало от всяких идей. Так когда-то и его отец в этом же самом городе и в том же приблизительно возрасте забрасывал муниципальные власти самыми неожиданными смелыми проектами. Скоро из всех многочисленных планов явственно обозначился один, главный. Раз уж война оторвала его от творчества, от размеренного писательского труда, то не стоит ли использовать свой богатый журналистский опыт и основать здесь газету? Мысль эта зрела у Золя быстро, и 19 сентября он уже делился своим проектом с Мариусом Ру, находившимся в это время в Эксе: «Без тебя я не осмеливаюсь пуститься в подобную авантюру. С тобой я верю в возможность успеха».

Мариус Ру был взращен тем же солнцем Прованса, что и Золя. Он тут же откликнулся на предложение, и газета «Марсейез» начала выходить. В этой газете, в сущности, два сотрудника — Золя и Ру. Попытка разыскать в Париже Алексиса, который мог бы сообщать последние столичные новости, окончилась неудачей. Письмо, посланное в осажденный Париж, затерялось, и ответа не последовало. Источников информации у Золя и Ру оказалось еще меньше, чем у других газет. Не очень краснея за сомнительные «новости», неточность которых обнаруживалась на следующий день, друзья несколько недель героически боролись за существование газеты. Однако они вскоре поняли, что их затея провалилась. Читатели не подписывались на газету и не покупали ее.